Влад Поляков - Варяги. Смута

И вот еще победоносное войско врага прямо у стен столицы. Пусть пока не столь грозное, чтобы взять город штурмом, но и не то, которое легко разбить, выведя собственные силы за стены. Плюс угроза восстания изнутри. Ведь достаточно будет всего лишь открытых ворот, чтобы сделать положение совсем аховым.

Я слушал споры собравшихся в шатре, касающиеся уже не столь важных деталей, а в голове поселилась мысль: «А что сейчас происходит там, во дворце пока еще великого князя Владимира Святославовича?» Было бы интересно посмотреть хоть одним глазком…

Киев, дворец великого князя.

Как кровь сочится из раны капля за каплей, ослабляя тело и приближая его к смерти, так же уходит и власть. Это ощущали все четверо, собравшиеся в личных покоях великого князя, под усиленной охраной, опасавшиеся неожиданных и неприятных событий даже тут, в сердце Киева. Четверо, державшие в своих руках все нити, управляющие до недавнего времени большой и великой страной. Сейчас трое из них, хоть и уютно устроили тела, но души находились в полной сумятице. Четвертый же, пусть душа тоже не была спокойна, знал, что собирается делать.

Доброга, глава и по сути олицетворение Тайной Стражи, чувствовал себя, пожалуй, куда лучше, чем остальные. Предпринятые им шаги позволяли, по крайней мере. не сильно беспокоиться за свою жизнь и жизни близких людей. Хотя, по своей давней привычке, он ничего и никогда не исключал из списка возможного. И эту часть шахматной партии собирался играть целиком за великого князя. Той стороне он и так многое предоставил.

К тому же полностью в его распоряжении был годами создаваемый механизм — Тайная Стража. А механизм, он ведь может быть полезным разным хозяевам. Главное уметь им пользоваться, с должной осторожностью, бережно, не расстраивая его тонкую структуру. И если победит Хальфдан Мрачный — а к тому все и шло — останется предложить ему часть этого механизма, оставив другую, совсем уж потаенную, для себя.

Далекий от тонких и многоходовых интриг Путята думал совсем о другом. О делах воинских, которые откровенно печалили любого полководца. Серьезное поражение под Переяславлем, волнения во многих городах, надвигающиеся на Киев дружины «вольных»… Желание самому вывести войско в поле рушилось, стоило только вспомнить, что от дружины великого князя не так уж много и осталось. А другие воины, которых можно было найти, не отличались либо высоким мастерством, либо надежностью. И вот среди всего этого круговорота он пытался найти путь, способный привести к победе. Или хотя бы избежать поражения.

Великий князь Владимир хоть и не срывался в приступы гнева на глазах советников, но и вернуть себе ясность мыслей никак не мог. Слишком тяжело ему было видеть, как прямо на глазах рассыпается казалось бы прочная крепость его власти. Ведь всего пару лет назад об этом и помыслить нельзя было. А началось это…. Поневоле приходила мысль о том, что возня с ромеями еще никого до добра не доводила. Но тут же было и понимание того, что сама идея была хороша, просто ее противники оказались более умными, хитрыми, а может просто удачливыми. И от этого становилось еще более невыносимо. Помогло бы вино, но пить его он сейчас избегал. Боялся, что после первого приносящего облегчение кубка последует второй, третий и так далее. Это было бы равносильно самоубийству. Оставалось лишь в очередной раз довериться советникам. Особенно Добрыне, постоянно выручавшему из воистину безвыходных положений.

Добрыня, тот самый четвертый, встал, и острием длинного и тонкого кинжала указал на разостланную на столе карту, изображавшую сам Киев и подступы к городским стенам.

— Тут все начертано, но карту видел каждый из нас. Важнее другое — что нам делать теперь, когда войско ослаблено после разгрома у Переяславля, а под знаменем Хальфдана Мрачного будут появляться все новые отряды.

— Кто именно?

— Тебе перечислить всех, Владимир, или достаточно основных? Снорри Вещий, Ставр Осторожный, Богумил Соловей. Я не говорю о менее значимых князьях, которые тоже захотят присоединиться к побеждающей стороне. А у нас… Путята?

— Из девяти тысяч, вышедших в поход на Переяславль, вернулось около двух. Чуть больше двух… — вздохнул опытный военачальник, понимающий всю тяжесть подобного. — Боевой дух после разгрома, сами должны понимать, невысок.

— Может поверстать ополченцев среди киевлян? — задумался Владимир. — Хотя б на стенах постоять, но сгодятся.

— Поверстать можно, племянник. Но вот не откроют ли они ворота ночью, не спустят ли веревочные лестницы для «теней» Роксаны Змейки? После союза с Византией и похода на Переяславль мы может положиться разве что на тех киевлян, которые приняли христианство.

Повисшая тишина яснее ясного свидетельствовала о том, что все собравшиеся это понимают. Но и ничего не делать тоже не могут, пытаясь хотя бы простым перебором возможностей нащупать те пути, которые не ведут к гибели. Вот только Добрыня уже нашел такой путь. Просто сначала хотел дать высказаться остальным, особенно Владимиру, как великому князю. Однако, ничего неожиданного не произошло. Потому он продолжил, меняя направление разговора.

— Ополченцы нас не спасут. Отряды, которые могли бы выслать наместники из еще не охваченных смутой городов… просто не дойдут сюда. К тому же большинство сейчас озабочено спасением собственных жизней и имущества.

— И что ты предлагаешь? Бросить оружие и идти на поклон к Хальфдану? — сверкнул глазами Путята. — Я лучше выйду с остатками войска из ворот и умру, сражаясь. Мрачный не прощает, он уже посек всех дружинников, которые знали о нашей затее. А нас и вовсе прикончит при скоплении народа или перед изваянием Перуна, как отступников.

— Успокойся! Ты слишком давно меня знаешь, чтобы говорить такие глупости. Если мы не можем победить. Это вовсе не значит, что не можем сохранить хотя бы часть из имевшегося ранее. Но для этого мы должны как можно скорее покинуть Киев.

При этих словах невозмутимым мог остаться только Доброга. Путята обмяк в кресле, словно разом лишившись всех костей. Владимира же напротив, буквально подбросило. Рванувшись к Добрыне, правой рукой он ухватил его за расшитый ворот рубахи и вскрикнул:

— Ты вообще понимаешь, что это будет конец?! Беглецы из собственной столицы, кому мы вообще нужны?

— Сядь! — ледяной голос Добрыни и его взгляд подействовали не хуже зимней вьюги, остужая разгорячившегося князя. — Или стой, но не терзая мою одежду и не смотря мутным взором убийцы.

Вздрогнув и покачав головой, Владимир разжал руку и, ссутулившись, зашаркал ослабевшими ногами к окну. Он смотрел на город, который видел вот уже немало лет, а голова была абсолютно пустой. Не осталось сил даже на ненависть, последняя вспышка словно выпила всю силу. Требовалось закрыть глаза и отдохнуть, отрешившись от всего. Но не получалось, поскольку голос дядюшки проникал в голову, заставляя слушать и воспринимать.