Артем Бук - Революция Крови

— Почему вы её не задержали? — мне казалось, что дальнейшие действия Честерфилда напрашивались сами собой. — Вы потеряли агента, и просто так отпустили единственную, кто имел представление о причинах её гибели, даже не допросив?

— Это вы играете в мстителя, Эрик, — похоже, мой вопрос удивил гостя. — А я занимаюсь обеспечением безопасности планеты. Я понятия не имею, кто и за что убил Даниэль. Но эти люди позволили Блэкстоун покинуть планету. Я предполагаю, что они просто не знали о ней. Агента Свенсон могли пытать как раз для того, чтобы узнать её имя. И я не собирался привлекать внимание к своей операции, задерживая Блэкстоун, или ставить её жизнь под угрозу, оставляя на Земле. К тому же я не видел в этом необходимости.

Уже тогда я придумал, кого послать на Вальгаллу, чтобы задать все нужные вопросы. По–родственному, так сказать. Но вы сорвали мой план, укокошив черано, и угодив в карантин на три месяца. Тем самым вы раскрыли себя, и началась эта свистопляска с борьбой за ваше выживание. Но мне до сих пор нравится моя задумка. Вы и ваша родственница наедине на удаленной планете, и ваш разговор по душам. А если повезет, за вами пошлют отряд карателей. Но я ставлю на вас с Кристиной — барышня не робкого десятка.

— И как вы собираетесь это провернуть? — мне в голову пришла целая куча технических проблем, но мой собеседник отмахнулся от вопросов.

— Это не ваша забота, друг мой. От вас потребуется лишь говорить "да", когда придет время. Вы же хотели работать в Опсе? Ну, вот он, ваш шанс поиграть в шпиона и повидать иные миры. Это будет официальная миссия с неофициальными задачами. В итоге вы, надеюсь, получите ответы. А может, даже выживете, чтобы вернуться, и рассказать о них мне. Тогда мы подумаем, что делать дальше. Я уже достаточно стар, чтобы бояться. И достаточно зол, чтобы использовать всё, что у меня есть, для мести. Она была хорошей девочкой, а главное, я отвечал за неё. Звучит пафосно, но за десять лет я стал относиться к ней почти как к дочери. Моя собственная, увы, решила стать поэтессой, и перебивается сейчас где–то в Кварталах Радости в Рио. Большое, знаете ли, разочарование.

— Вы скажете мне имя?

— Да… но при условии, что вы не будете делать глупостей. Сейчас он нам не по зубам. Мы не можем просто захватить его и пытать, пока не добудем признание. Я даже не могу приказать следить за ним. Вы понимаете?

То ли я стал мудрее, то ли слишком устал за последние недели. Я понимал.

***

С тех пор прошло два месяца.

— Есть новости? — наконец поинтересовался я. — Что–нибудь с Мадагаскара?

— Никаких, — пробурчал чиновник. — Мой человек говорил с новым бароном. Тот передавал вам привет, и выражал надежду, что никогда вас больше не увидит. Тот ещё мерзавец.

— Зачем тогда звали? — мне подумалось, что старик с возрастом стал сентиментален, и хочет увидеть меня на прощание. Как–никак, десять лет слежки: — Хотели сказать, что я вам как сын, которого у вас никогда не было?

— Избави боже, — скривился Честерфилд. — Сыновей у меня трое, и все, к счастью, вполне нормальны. Хотел показать вам кое–что, до чего не добрались люди Рамиреса.

В отличие от остальных, что я видел, эта запись не была сделана камерой наблюдения. В Кварталах Радости их не устанавливали. Снимал один из тысяч спутников, кружащих над планетой. Им понадобилось потратить уйму времени, чтобы понять, что именно, где и когда искать. Дело происходило ночью, головы она не поднимала, так что лица я не видел. Но черные как смоль волосы, тонкая фигура и легкая походка определенно принадлежали ей.

Вот она выходит из клуба. Темный закоулок, навстречу ей шестеро. Да, плохой район даже для Кварталов в Бангкоке. Тускло отсвечивают лезвия. Зачем им ножи? Каждый выглядит раза в два больше неё. Короткий диалог. Очень короткий. Вожак делает шаг вперед, и пытается схватить её за волосы. Честерфилд не стал включать замедленный показ, поэтому дальнейшее плохо воспринимается человеческим глазом. Резкое движение, и лидер отлетает в сторону. Маленькая фигурка начинает метаться между больших. Секунда, две, три. Теперь она стоит одна, вокруг неподвижно лежат шесть тел. Ну что ж, двумя вопросами меньше. Кровь не соврала, она моего рода. И кто–то её уже пробудил.

— Ну, ты готов? — Нгубо завалился в мою комнату ни свет ни заря.

Было ещё слишком рано для того, чтобы выезжать, но я в любом случае не спал почти всю ночь. В своих кошмарах я больше не казнил ни черано, ни варамайи. Мне не снились пистолеты и мачете. Теперь я убивал их голыми руками — тётушек за сорок, и шестнадцатилетних пареньков. Обычно просто ломал им шеи, но иногда они сопротивлялись, и мне приходилось забивать их до смерти. Сны не давали ответа на вопрос о том, зачем я это делаю.

Никто из них не был похож на Кроузов. Я убивал учительниц, которые нравились мне в школе, одноклассников, с которыми никогда не конфликтовал, соседей по Сингапуру и Опенгейту, вовсе незнакомых людей. Я не чувствовал ненависти или гнева, страха либо сожаления. Как будто кто–то поручил мне неприятную, но важную работу, которую следовало довести до конца во что бы то ни стало. Чувства приходили, когда я просыпался. Ужас от содеянного. И осознание того, что я способен повторить всё это в реальном мире. Убивать ведь легко. Нужна лишь веская причина. Необязательно для меня самого. Возможно, для тех, кто может отдавать мне приказы. Иногда я думал, в меня должны были встроить какие–то механизмы, позволяющие крепко спать, не видя снов. Но обнаружить их мне пока не удалось.

Войдя, руководитель миссии озабоченно уставился на мой чемодан, пытаясь взглядом проникнуть за оболочку из сверхпрочного полимера. Устройство, по уверению производителя, сохранило бы моё имущество в целости и сохранности даже в открытом космосе. Правда, я подозревал, что случись с транспортником нечто, в результате чего багаж окажется за бортом, его содержимое мне уже не пригодилось бы.

Дисплей в районе замка услужливо подсказывал, что чемодан заполнен на семьдесят четыре процента, и весит ровно двадцать шесть килограмм, то есть на целых четыре килограмма меньше допустимого лимита. Но доктора Сото заботило не соблюдение правил перевозок. Это было моё первое задание в качестве агента, и товарищ переживал, что среди одежды и тюбиков с зубной пастой ненароком обнаружится гаротта, баллончик с каким–нибудь смертельным токсином, или ещё какая–нибудь ерунда, которой в представлении таможенников совершенно нечего делать в багаже доктора ксеносоциологии.

— Хочешь проверить? — лениво предложил я. — Код — дата моего рождения. Достаточно глупо для ученого–гуманитария?

— Высший класс, — пробормотал Нгубо, по–прежнему с сомнением разглядывая чемодан. — Только не дороговат ли он для этого самого ученого? Откуда такая игрушка? Сколько стоит — пятьсот?