Михаил Каштанов - Рождённый в сраженьях...

Егоров, получивший от Котовского взбучку, но оставленный, тем не менее, «для оперативных вопросов», буквально выцыганил у коменданта старый «Руссо-Балт». «Для рекогносцировки местности дислокации», как он заявил. Комендант хрюкнул с пониманием на «рекогносцировку», распорядился установить запасную бочку с газолином и разрешил. Поэтому в Ленивку въезжали с шиком — в клубах пыли и рёвом изношенного мотора. Остановились возле правления и пошли представиться председателю.

— Стало быть, ты, Александр Яковлевич, обратно получаешься командир Красной Армии? — прищурив глаза, спросил дядя Евсей, председатель правления колхоза.

— Стало быть, так. Но науку Вашу крестьянскую теперь уж не забуду. Что из жизни вышло и через руки прошло — не забудешь. Ну, а что не доучил: понадобится — спрошу. Не откажете ведь?

— Как так можно? В учении польза. А кто учиться не интересуется — тот навсегда бревном останется: вроде крепкий, а внутри гнилой. Чем можем помочь нашей Красной Армии?

— Пока ничем, товарищ председатель, — ответил Егоров; — Мы пока осмотрим местность, пригодную для размещения подразделения, которым товарищ старший лейтенант командовать будет, а потом и с Вами посоветуемся. Не возражаете?

— Поможем, чем сможем. То-то девки наши обрадуются — женихи совсем рядом будут. Ты, Яковлевич, когда — никогда отпускай своих хоть на танцы. Мы красным армейцам всегда рады, а уж девки и подавно. Тебя мы знаем — озорства не допустишь.

Вместе с председателем вышли на крыльцо. Автомобиль, стоящий посередине двора, облепили деревенские мальчишки. Водитель, подняв на фуражку очки — консервы, что-то объяснял и показывал. Чуть в стороне подпрыгивал от нетерпения Колька Серов. Слащев неторопливо подошел к нему и протянул руку.

— Здорово, связной.

— Дядь Саш! А Вы теперь старший командир?

— Нет, Колька. Я — просто командир. В звании старший лейтенант.

— Старший?!

— Ну, Колька. Бывают и старшие и младшие. Дело ведь не в звании, а в службе. Как ты служишь, тот ты и есть. А старший или младший — то дело десятое. Понимаешь? Вот выучишь ты немецкий, будет тебе и уважение — значит, службу свою осилил. Ну-ка, давай свою кепку.

И Слащев прикрепил к мятой колькиной кепке латунную красную звездочку. Нацепил её на вихрастую макушку и только теперь заметил колькины глаза на пол лица. Даже в сердце что-то защемило. В прошлой жизни он никогда не видел у мальчишек такой веры и готовности в глазах. Звериную собранность и хищную алчность, бывало, видел, но такую светлую веру и готовность не подвести, не уронить, оправдать доверие — никогда.«…ть! Да что же мы натворили?! Во что мы превратились сами и превратили наших детей?! Когда и на что разменяли эту святую веру и доверие? Вот же они — наше будущее. Вот же они — которые не предадут и не продадут. И ради них и можно и нужно драться, драться на смерть со всей сволочью и мразью. И отдать жизнь, если потребуется. Чтобы такие вот Кольки жили потом и строили страну».

— Пошли, проводишь нас.

И они пошли по деревенской улице. Два молодых командира, офицера. И между ними мальчишка с красной звездой на помятой кепке. А не старый еще мужик, председатель колхоза, дядя Евсей, смотрел им вслед и еле сдерживал слёзы. Потом он, старый коммунист, поротый шомполами, носящий на плече след от польской сабли, воровато оглянулся и перекрестил идущих. Точно так же, как сделала в свое время его мать, когда он, секретарь партийной ячейки, уходил на гражданскую.

Эти несколько часов надолго запомнились Новикову. Восприятие как бы разделилось. Анализ и обработка информации сами по себе, а эмоциональное восприятия само по себе. Причем сами эти эмоции тоже подвергались анализу и наблюдению как бы со стороны. Лишь в конце дня все это слилось воедино, составив невероятно красочную картину всего происшедшего.

Праздничное, веселое настроение. Чувство легкости, окрыленности. Чувствуешь себя так, что можешь горы свернуть. Все окружающее воспринимается необычайно четко, объемно. Страна и мир, которые исчезли в будущем в угоду алчности, жадности и тупости — вот они вокруг, рядом. Ещё ничего не решено. Ещё ничего не предопределенно. Россия или Советский Союз, как не назови — жива, полна сил и энергии. Выстояли, выдюжили в очередной навязанной извне кровавой бойне. Справились с разрухой и интервенцией. Строят, созидают не жалея сил. И впервые за долгие годы, если не века, верят власти, которую сами поддержали. Видят, что всё, что делается — делается для их блага. Пусть с неизбежными ошибками и перекосами, но делается! И именно для людей, для граждан великой страны, а не для жалкой кучки олигархов и их жополизов. И позволить всему этому пропасть, развалиться, кануть в небытиё?! Тогда, в будущем, обманутые и преданные людьми (да и людьми ли?) прорвавшимися во власть, которой за прошедшие семь десятилетий научились доверять, мы оказались не способны защитить то, что создавали и защищали наши деды и отцы. Но этот шанс, мы не упустим! Пришедший к нам с мечом — от меча и погибнет! И неважно, что меч был прикрыт фиговыми листочками «демократических» и «общечеловеческих» ценностей, забот «о слезинке ребенка» и «общемировой ценности каждой личности» — это был меч. Меч отравленный. Меч, которым нанесли коварный удар в спину. Мы вернулись сюда — что бы мстить! Не мы заявили, что: «наши цивилизации не совместимы и поэтому Россия должна быть уничтожена». Но мы это учли. Мы умеем учиться и умеем не прощать. Вы сами нас этому научили за почти тысячу лет непрерывных войн и нашествий. Вы хотели нас уничтожить! Так будьте сами готовы: «есть это лекарство полными ложками».

В какой-то момент мысли и эмоции человека из будущего слились воедино с мыслями и эмоциями человека этого времени. Словно совпали, наконец, все грани сложной головоломки. В этом пламени мысли и чувств — возникло, родилось новое, действительно единое, сознание.

Новиков покачнулся. Где-то на периферии зрения и сознания полыхнули отблески кровавого пламени. Осознание случившегося пришло сразу и воспринялось как ИСТИНА. Вооруженный знаниями, умениями и чувствами двух эпох, наполненный до краев священной яростью, он был ГОТОВ. Готов к тому — что в нас от самых далеких предков, тому — что выше любых позднейших норм морали, нравственности или международного права — готов защищать свой РОД — НАРОД — РОДИНУ.

Секундной заминки никто не заметил. Все были слишком увлечены своими переживаниями и впечатлениями. Машина подъехала к Красной площади.

Недавно разобрали трамвайные пути, и перекрыли площадь для движения транспорта. Их машину пропустили, после предъявления пропуска, до Исторического музея, но дальше только пешком.