Михаил Каштанов - Рождённый в сраженьях...

Прошло всего несколько дней. А отношение победителей к пленным японцам разительно изменилось. Милость к побежденному противнику? Наверное, именно так. К своим бывшим противникам. Именно противникам, а не врагам. Новиков вспоминал свое отношение к китайцам во время конфликта на КВЖД. Невероятная, бессмысленная, даже не звериная, а какая-то патологическая жестокость, проявляемая китайцами и особенно хунхузами по отношению к рабочим дороги и пленным красноармейцам. Это вызывало ненависть и желание уничтожить их всех. Сейчас было по-другому. Самой яркой иллюстрацией являлись немногочисленные пленные японские солдаты и офицеры, особенно нуждающимся в медицинской помощи. И питание, и помощь они получали наравне с бойцами и командирами Красной армии. Офицерам, под честное слово оставляли холодное оружие и знаки различия. И это ни кого не возмущало, воспринималось как должное.

30 мая, наконец, состоялось подписание перемирия между СССР и Японией. С японской стороны присутствовали представители штаба Квантунской армии, с Советской — командование Забайкальской группой войск вместе с генералом Слащевым. Скорейшему подписанию соглашения, которое перед этим с японской стороны, под разными предлогами откладывалось, способствовало одно обстоятельство. Двадцать девятого мая, над Токио появился советский тяжелый бомбардировщик ТБ-3 и сбросил на город три тонны… листовок. Аккуратные японцы собрали большую часть разбросанных на огромной площади бумаг и смогли подсчитать их общий вес. Император Хирохито задал своим министрам только один вопрос: «А если бы это были не листовки?».

Встречали японцев со всеми воинскими почестями. Полк Новикова во встрече участия не принимал. Слишком побитый вид был у прошедших с боями пятьсот километров машин, даже после проведенного на скорую руку ремонта. Тем большим было недоумение Новикова, когда в расположение примчался запыхавшийся посыльный из штаба и сообщил, что японская делегация вместе с командованием группы войск направляется к ним. Полк подняли по тревоге и выстроили для встречи нежданных гостей. Стоя у КПП, Новиков еще раз придирчиво осмотрел выстроившиеся подразделения. Экипажи перед своими боевыми машинами. Самоходные орудия закрыты брезентом — незачем гостям показывать секретные разработки, которые только-только начали поступать на вооружение. Артиллерия по-походному закреплена за машинами. Поредевший стрелковый батальон, сведенный в две роты, замер на левом фланге. Вроде бы все готово.

Слащев принял доклад Новикова и сам повел японцев вдоль строя, следом двинулись и остальные. Представитель японского командования генерал Томон, начальник 2-й дивизии Квантунской армии, начал осмотр с левого фланга. Проходя перед замершими стрелками, внимательно вглядывался в их лица, прищуривая и без того узкие глаза. Шел молча. Вопросов не задавал. Так же молча, прошел и мимо артиллеристов. Но, дойдя до выстроенных в линейку танков, остановился, и неожиданно подойдя к крайней машине, провел рукой по отчетливо видимому рубцу-вмятине на лобовой броне. Поглаживая пальцами броню, повернулся к Слащеву и Новикову.

— Противотанковое орудие? — Вопрос прозвучал на правильном русском языке, хотя и с заметным акцентом.

Слащев вопросительно посмотрел на Новикова.

— Так точно. Двух фунтовое легкое орудие.

Теперь Томон смотрел только на Новикова.

— Я хотел увидеть командира, чьи танки, как меч, рассекли нашу оборону. И очень хотел увидеть эти замечательные машины. По донесениям некоторых наших командиров они неуязвимы. Но я вижу, что это не так?

— К сожалению, господин генерал — уязвимы. И ваши солдаты не один раз подтвердили это на поле боя.

— Несмотря на это вы блестяще провели операцию, майор Новиков. Благодаря вам и вашим солдатам мы проиграли компанию.

— «Нет позора погибнуть в битве с сильнейшим, выполнив свой долг и сохранив лицо». Ваши солдаты и офицеры «сохранили лицо», господин генерал.

Теперь пришло время удивляться Томону. Даже глаза у него стали шире.

— Вы знаете «Бусидо»?

— Противника надо знать и уважать, чтобы победить.

Томон кивнул головой соглашаясь с услышанным.

— А врага?

— Врага? Знать и ненавидеть, чтобы уничтожить.

В июне пришел приказ о передислокации к прежнему месту службы. Всю технику кроме САУ оставили в Харбине. Там пригодится, а вести до предела избитые машины через всю страну… Поэтому ехали домой не в теплушках а в нормальных пассажирских вагонах. Новиков, Роммель, Черфас и Ковалев должны были ехать в одном купе. Но в последний момент Ковалев решил, что поедет вместе с бойцами.

— Заодно и за порядком пригляжу. А то я не понаслышке знаю, как наш брат с войны возвращается.

За окном мелькали ставшие уже знакомыми и родными пейзажи Манчжурии. Долгий летний день медленно клонился к закату. Дорога. Перестук колес. Протяжные гудки паровоза. Все что нужно чтобы настроиться на философский лад. Этакое «Путешествие из Харбина в Москву». Впервые появилась возможность попытаться спокойно разобраться в себе и происшедших событиях. Первая война. Первое участие в бою его выпестованного и выстраданного полка. Первый несомненный успех и первые потери. Может быть это и неправильно, но особых эмоций сейчас, по крайней мере, он не испытывал. Тогда, особенно в первые дни, да, было. И мандраж. И неуверенность в своих силах. И вообще, все представлялось ему как-то по другому. А на самом деле — была работа. Тяжелая, на пределе человеческих сил, но обычная работа. Прав был видимо герой ещё не снятого фильма: «Есть такая профессия — Родину защищать». Самым тяжелым в этой работе, для него, было заполнять похоронки. И Черфас и Ковалев, предлагали, требовали, чтобы он не занимался этим делом. Есть штаб, есть комбаты. Но по-другому он не мог. Не сейчас. Не на тех, кого он знал не только в лицо, но и поименно. Ведь они все, ему в сыновья годились! Да, войны без крови не бывает. И за победу приходится платить. А вот для того, чтобы цена не стала чрезмерной, тебе командир, и дана голова. И знания, которых сейчас ни у кого нет. И совесть… И мысли в голове крутились все больше сугубо приземленные. Техника. Тактика. Стратегия. Планы, планы, планы. Какая уже по счету тетрадь? И карандаш. Сейчас, это его оружие. Его долг. И самое главное, именно сейчас к его мнению прислушаются. Его отчеты будут изучать, и шерстить от корки до корки. Зная Рокоссовского и Фрунзе, в этом Новиков не сомневался. Но и ему потрудиться предстояло нешуточно. Не просто разобрать всю проведенную операцию по косточкам, но и сделать выводы, далеко выходящие за её рамки.

Совсем уйти в себя и в расчеты не давали друзья-попутчики. И слав Богу. А то так можно совсем из жизни выпасть. Ну а если для поддержания разговора чего-то не хватало, то вагон-ресторан работал допоздна, а рестораны и буфеты на станциях вообще круглосуточно. Роммель не смотря на разницу в возрасте и положении, довольно быстро влился в компанию. Да и куда ему было деться от русского дорожного застолья, разве что с поезда на ходу прыгать. Все разговоры вольно или невольно постоянно возвращались к прошедшему «конфликту» — слово-то, какое выдумали обтекаемое. Нет бы по честному — война. Но дипломатия и политкорректность диктуют свои условия. Приходиться их соблюдать. Если Роммеля и Черфаса больше интересовали тактические вопросы, то Новиков всерьез пытался разобраться в последствиях конфликта. Под водку (пусть она почти и не действует) да не о великом!