Михаил Каштанов - Рождённый в сраженьях...

— Сколько им еще лететь, товарищ дежурный?

— Пилот докладывает: час тридцать — час сорок. В зависимости от ветра. Пока ветер попутный, но может измениться в любую минуту. Синоптик подтверждает — в предгорьях зимой это обычное явление. Хорошо бы изменился ветер, товарищ полковник, со стороны гор подул. Подлетное время увеличится до двух тридцати, но топлива им хватит. А ветер успел бы туман разогнать.

— Большевики с духами гор договариваться не любят. Они больше на Вас надеются, товарищ капитан. Подождем. Пройдемте в помещение и организуйте нам с товарищем связь с самолетом.

Духи гор не пошли навстречу не любящим говорить с ними большевикам. Хотя туман немного поредел. Дым от разожженных костров и тепло горящего в бочках мазута словно растворили серые клубы над летным полем, хотя уже метрах в пятидесяти за его пределами они стоял колышущейся живой стеной. Причудливая игра света и тени. Через некоторое время в южной стороне неба раздался басовитый гул мощных моторов. Он становился всё сильнее и сильнее, пока в разрывах тумана не показался грузно идущий на посадку транспортный ТБ-3. Сбросив скорость, машина просела на пару метров и, коснувшись колесами грунта, покатилась. Наконец, винты, молотившие влажную кисею, замерли, и самолет остановился у края аэродрома. Открылась дверь транспортного отсека и из него выпал металлический трап, по которому спустились два человека. Увидев встречающих, двинулись к ним навстречу.

— Старший особой группы капитан Слащев.

— Особый представитель германского командования гауптман Риттер.

— Комендант пограничного участка полковник Старинов. А это товарищ Кремер, представитель германского «географического общества». С прибытием Вас, товарищи. Транспорт ждет. Как только загрузитесь, двинемся в штаб участка. Вас товарищи прошу в мою машину, по дороге обсудим детали операции. Товарищ Кремер введет Вас в курс дела.

Слащев отнял бинокль от глаз и осторожно отполз за валун. Протер уставшие глаза и осмотрелся. Вокруг была беспорядочная россыпь валунов разного размера, притащенных сползающим ледником. Среди них затаились одетые в пятнистые маскхалаты бойцы группы. Опыт сказывался — даже опытному глазу трудно было различить среди островков снега и камней спрятавшихся людей. Слащев поднял руку и к командиру подползли, прижимаясь к каменистой земле, Риттер и Джумалиев.

— Трое на вышках и четверо по периметру. Смена через каждый час. В центре штаб и караулка. У края скального карниза казарма. Там, скорее всего, и держат членов экспедиции. Что в длинном бараке — не понятно. То ли склад, то ли еще что. Во всяком случае, туда с мешками входили-выходили. И еще какое-то сооружение непонятное. Похоже на нужник, но народец туда не шастал. Вдоль карниза идет провод. Так что, телефон на объекте есть. Колючка двухрядная, возле ворот пулеметное гнездо. И еще одно выше, на уступе. Я пойду к казарме, а ты Сан Сергеич, возьмешь на себя штаб. Отто, на тебе пулеметы. Двинем, как договорились — со стороны ледника, в сумерках.

В горах темнеет быстро. Только что было светло, и вот уже упали неясные тени, скрадывая очертания окружающих предметов. Постоянный невнятный шум, создаваемый сползающими камнями и текущей из-под ледника речушкой, был привычным. Поэтому на стук и шорох камней никто из часовых не обращал внимания. Никто из них не обратил внимания и на неясные расплывчатые тени, скользнувшие среди валунов и замершие у ограждения. А потом стало поздно что-либо замечать. Казалось бы, ничего особо сложного — подкрасться сзади, зажать рот рукой, отклоняя голову назад, и ножом в горло. Но Слащев по себе знал, что нормальному человеку сделать это не так просто. Особенно первый раз. Когда ты чувствуешь, как дрожит тело, из которого уходит жизнь. Даже если перед тобой враг. Для этого нужен особый настрой, привычка, если угодно. В бою легче — тебя убивают, и ты убиваешь. Поэтому пока отставить ножи и приготовить проверенные наганы с насаженными длинными трубками наполненных металлическими опилками глушителей. Так оно надежней будет. Слащев не хотел, чтобы в первой же боевой операции кто-то дрогнул, и были ли бы ненужные потери. Боевой дух они, конечно, не подорвут, но и допускать появления неуверенности в своих силах после первой операции — нельзя.

Прижавшись к шершавой стене казармы, Слащев осторожно заглянул в низкое, на уровне головы, окошко. Масляная лампа освещает угол комнаты с прислоненным к стене креслом. В кресле, закинув ногу на ногу и постукивая стеком по ручке кресла, расположился английский офицер. Перед ним, опустив голову, стоит женщина. Её лица Слащев не видел, заметил только коротко стриженные каштановые пряди. Офицер встает, небрежно стеком за подбородок поднимает женщине голову. Брезгливо кривит губы и без замаха другой рукой бьет женщину по щекам. Раз, другой, третий. Видно только, как качается из стороны в сторону каштановая голова. Кожей почувствовав, как напрягся притаившийся рядом боец, Слащев опускает ему руку на плечо. Не время. Наконец, почти одновременно сухо кашлянули выстрелы. Короткая, патронов на пять, очередь «Гочкиса». Снова кашель наганов и тишина. Заслышав непонятный шум, офицер в комнате подхватывает стек и быстрым шагом выходит из комнаты. Хлопнув бойца по плечу, Слащев бросается к входу казармы. Дверь открывается и англичанина, шагнувшего на крыльцо, встречает резкий удар ногой между ног. Он сгибается и тут же получает удар коленом, превращающий холеное лицо в кровавую кашу. В казарме сопротивления почти не было — лайми, получив пару наглядных примеров, бросали оружие и поднимали руки. Но неожиданно, из «непонятного» здания, оказавшегося не только складом, но и казармой для «вспомогательных» сил, выметнулась, дико завывая и потрясая кривыми ножами, группа гурков. Кого-то вой и неожиданная атака и могли ввести в оторопь, но не в данном случае. А широкому штурмовому ножу из донецкой стали, в умелых руках, никакой кукри не противник.

Уйти быстро, как и предполагалось, не удалось. Своих серьезно раненых, которые могли бы существенно ограничить передвижение, не было: раздробленное пулеметной пулей плечо у одного из бойцов и несколько порезов после рукопашной. Сковали члены экспедиции: с воспалившимися ранами, ослабевшие от голодания. Спасители успели вовремя — все пленники оказались живы, ведь ради их спасения всё и затевалось. Оставив Риттера опекать соотечественников, Слащев с Джумалиевым вышли во двор.

Джумалиев яростно потер заросшее черной щетиной лицо. Видимо, разбитое в кровь лицо женщины не давало ему покоя.

— Странное дело, командир. Я считал англичан цивилизованными и культурными людьми. Джентльменами. И в обычной жизни и на войне. Но так обращаться с пленными… Дикость какая-то.