Елена Счастная - Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ)

Пока она размышляла, путник сдержанно рассматривал её всё с тем же отсутствующим выражением лица. Заметив это, Млада поёжилась. И едва не топнула ногой от досады и собственной трусливости. Нужно было придумать причину, почему она должна пойти с ним, но в голову лезла всё какая-то чушь.

— Я хочу научиться тому, что умеешь ты, — решила она сказать правду.

На удивление, довод подействовал. Незнакомец устремил холодный взгляд в пустоту и кивнул:

— Хорошо, я возьму тебя с собой и научу тому, что умею. Но обещай, что ты никогда не станешь мне перечить и никому не скажешь о том, что знаешь.

— Я обещаю… — выдохнула поражённая его согласием Млада.

— Завтра на рассвете приходи сюда, возьми с собой то, что понадобится тебе в пути. Самое важное: я не стану носить за тебя вещи. Если меня не будет — значит, я уже ушёл без тебя, девочка. Не опоздай…

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Млада даже не заметила, как мужчина снова скрылся на постоялом дворе. Она шла домой, как во сне, не видя ничего вокруг. Дорога уже стелилась перед взором, бескрайняя, петляющая через леса и горы. Мнился Младе далёкий Ариван или стольный Новруч. Она сжимала в пальцах невидимый меч, будто бы даже чувствуя прохладу его рукояти.

На следующий день Млада встала задолго до рассвета и собрала вещи. Последний раз глянула на прялку с пухлым веретеном. Вспомнила о готовой синей нитке, которой не суждено уже украсить её понёву. И о Вадиме, что так ни разу её и не поцеловал, хоть, наверное, это очень приятно.

Попрощаться со всеми не хватило смелости, и Млада ушла тихо, никого не разбудив.

Незнакомец ждал её у постоялого двора. Кроме заплечной сумки никаких вещей при нём не было. Чёрные глаза мерцали в тени, падающей от капюшона на лицо.

С тех пор она звала его Наставником.

Чернота скрутилась хлёстким жгутом, обвила шею. Знакомый образ Наставника померк и отступил во мглу. Из лёгких точно выдавили воздух, а суставы вывернуло так, что казалось, они сейчас затрещат. Млада попыталась вдохнуть и пошевелиться, но в горле только зародился невыплеснувшийся крик боли. Глаза защипало от слёз бессилия. Спину холодила каменная стена или столб — не разобрать, и как ни старайся от него отлепиться — не получится. Гулкое эхо шагов качнулось впереди. Мелькнула неясная фигура — лишь на мгновение узкий луч света, словно через щель в потолке, выхватил из мрака тёмно-красную ткань плаща.

Человек показался Младе смутно знакомым, что-то было в его движениях и осанке, от чего тревожно щемило в груди… Но почему-то она знала: от него не стоит ждать добра. И лучше бы убраться из этого места, пока он не вернулся. Она снова попыталась вдохнуть — на этот раз тонкая струйка воздуха пробилась через сжатую гортань, защекотала всё внутри. Живительная, почти дурманящая. Млада, как пьяница — последнюю чарку вина — потянула её, осторожно, не спеша, боясь, что тело разорвёт на части. Темнота закурилась вокруг, начала расползаться ошмётками, голова прояснилась, но зрение как будто по-прежнему изменяло, не желало становиться чётче.

Зато донеслось издалека чьё-то дыхание. И чьё-то едва уловимое тепло коснулось самым краешком, будто указывая путь. Млада повернула голову туда, откуда оно исходило, и вдруг закашлялась. Показалось, что в следующий миг она выплюнет лёгкие, до того жгло и драло в груди.

Стало слишком светло. Тело облепило что-то горячее и влажное. Млада попыталась освободиться из отвратительного кокона, но он не отпускал. И только спустя несколько мгновений она поняла, что это одеяло, мокрое от её же пота. Что она лежит обнажённая в постели и кто-то настойчиво пытается укрыть её, брыкающуюся, снова. И волосы неряшливыми прядями липнут ко лбу, а губы покрывает сухая корка.

— Милостивые Боги, — донеслось сбоку. Дыхание приблизилось. — Млада, ты меня слышишь?

Она открыла глаза, но через мутную пелену не смогла ничего разглядеть. Только размытый силуэт.

— Пить, — произнесла она беззвучно. Голос отказывался служить.

На удивление, её поняли, и тут же к губам прижался шершавый край глиняной кружки. Млада едва удерживалась от того, чтобы не стонать, когда пила. Заботливая рука поддерживала её под голову. Прохладная влага смачивала окаменевшее горло, воздух наполнял грудь.

Она дышала. И было светло.

Млада снова открыла глаза — и на этот раз увидела перед собой Раску. Девчонка мягкой ладонью гладила её по щеке и улыбалась. Так улыбаются люди, когда их отпускает тревога, мучившая многие дни — растерянно и облегчённо. Лицо Раски чуть осунулось, под глазами от усталости залегли синяки. Сразу видно, кто заботился о Младе и не отходил от её постели ни днём, ни ночью.

— Как ты?

— Погано, как никогда, — просипела Млада и попыталась улыбнуться Раске в ответ. — Сколько я была без сознания?

Девушка задумалась:

— Пять дней. Я уж боялась… — она осеклась и вздохнула. — Мы все боялись. Тот мальчик, вельд. Он сказал, что ты умрёшь.

Млада не сразу смекнула, о каком мальчике идёт речь. Но вспомнила черноглазого болтливого вельдчонка, их путь до Кирията и встречу с Рысями в лесу. Почему Рогл думал, что она не выживет? Хотя чему удивляться… Млада сама ещё недавно считала себя мёртвой.

Раска порывисто сжала её ладонь и встала:

— Я позову Лерха, — и тут же выбежала из светлицы.

Младу снова сковала тишина. Только сейчас она была другой, живой, зыбкой. Если прислушаться, можно было разобрать, как во дворе шумит обычная жизнь детинца. Ходят стражники, отдалённо гомонят отроки. И пусть ещё ворочались внутри обрывки смолянистой тьмы, что недавно окутывала Младу, не давая вдохнуть, и горел перед взором всполох красного плаща, но она знала, что на сей раз ей удалось вырваться из западни, которая не всякого отпускает.

Она опустила взгляд и тут же поняла, насколько ужасно выглядит. Казалось, руки, лежащие на белом покрывале, не могли принадлежать ей: тощие, обтянутые кожей и перевитые синеватыми жилками. Такие и ложку не удержат — не то что оружие. Будто кто-то выпил из них все соки. Но это были её руки, и вряд ли всё остальное смотрелось лучше. Млада даже не хотела в этом убеждаться. И так понятно, что краше в могилу кладут.

Осторожно повернув голову, она огляделась в клети. Кроме них с Раской здесь будто бы никто и не жил. Лавка Малуши была убрана, её вещи тоже. Странно. Но Млада не могла сказать, что нынешнее неожиданное отсутствие склочной бабы по соседству её не радовало. Только кольнуло лёгкое любопытство — отчего случилось так, что она убралась отсюда? Сама, или натворила чего?

Но поразмыслить над этим Младе не позволил Лерх. Он суетливо вошёл в сопровождении Раски и тут же как будто заполнил собой всю клеть. Лекарь сосредоточенно порылся в своём коробе: загремели склянки и горшочки, пахнуло травами. Наконец он извлёк оттуда несколько бутылочек, аккуратно поставил их рядком и повернулся к Раске.