Кирилл Бенедиктов - Завещание ночи

Слышно было, как клацнули о бетон огромные челюсти. Собака отключилась.

Я поднялся весь дрожа и, прижимая к себе сумку с инструментами, полез через забор. Ноги не слушались меня, пальцы соскальзывали, и я преодолел препятствие только после того, как мне почудилось внизу знакомое тихое рычание. Света в окне напротив не было. Я огляделся и быстро поковылял по пустынной улице туда, где ждал меня в машине Лопухин.

Он, конечно, не выполнил инструкции, вылез из машины и курил сейчас, небрежно облокотившись на капот. Мне, впрочем, было уже все равно.

— Что с тобой? — поразился он, издалека еще рассмотрев, что я не совсем в порядке. — Боже, Ким, да на тебе же живого места нет! — закричал он, когда я подошел совсем близко. — На тебя напали? Там кто-то был, да? В доме? А череп, ты нашел череп?

Когда этот подонок произнес слово «череп», апатия, охватившая меня после схватки, моментально исчезла. Я ковыльнул к нему, схватил окровавленными руками за отвороты светлого финского костюма и прошипел в остановившиеся близорукие глаза:

— Там ничего нет, понял, ты, придурок недоношенный? И никогда ничего не было, понял? И если ты, козел, еще раз мне вякнешь про свои дела, я тебя задушу своими руками! Понял?!

— Возьми платок, Ким, — сказал он дрожащим голосом, протягивая мне белый прямоугольник ткани. — Ты в крови весь, тебе в больницу надо…

— Это тебе в больницу надо! — рявкнул я, отбрасывая платок.

— Дегенерат несчастный…

Кажется, я что-то еще ему кричал и шипел, но он лишь послушно кивал головой на каждое мое ругательство, бормотал «Да, да, конечно, Ким», и в конце концов я успокоился. Он спросил:

— Тебя домой отвезти или все-таки в больницу?

— Пошел ты в задницу со своей больницей, — сказал я уже тихо.

— Езжай один, видеть тебя не хочу… Я на электричке.

— Да ведь полночь уже, — всполошился он. — Да и не дойдешь ты, Ким…

— Заткнись, — сказал я. — И езжай домой.

Ковыляя к станции, я несколько раз оглядывался и видел позади ровный свет фар — Лопухин медленно ехал следом, боясь, что я где-нибудь упаду. Но я не оправдал его надежд.

Электричка подошла неожиданно быстро, я ввалился в тамбур и повис на поручне, потому что не хотел входить в вагон и пугать пассажиров. Дела мои были не так плохи, как мне представлялось во время схватки, но и не слишком хороши. Левая рука была прокушена (через куртку) почти до кости, на ноге — большая кровоточившая рана. Судя по ощущениям в спине и шее, им тоже досталось. С затылка медленными густыми каплями капала кровь — там, кажется, были содраны полоски кожи. Ко всему прочему, шок постепенно проходил, и я почувствовал боль.

Мутное стекло отразило бледное, перепачканное кровью лицо с безумными глазами. Лицо это прыгало и дергалось в черном зеркале клубящейся за окнами электрички ночи, проносящиеся мимо желтые огни фонарей полосовали его, как когти. Некоторое время я смотрел на свое отражение, соображая, пустят ли меня в таком виде в метро, а потом у меня закружилась голова, и я сел на ступеньки у двери. Тут, как на грех, случилась остановка, и в тамбур влезла большая пьяная компания. Минуту они меня не замечали (я сидел к ним спиной), но затем кто-то сказал, что «эй, надо бы и бомжу с нами выпить», и надо мной замаячило чье-то знакомое горбоносое лицо.

— Э, мужик, хочешь выпить? — произнесло оно. Я вяло — лицевые мышцы плохо слушались меня — открыл рот, чтобы послать его вместе с его выпивкой, но тут вдруг лицо отшатнулось и закричало голосом Зурика:

— Пацаны, да это же Джокер!

Я тупо кивнул, подтверждая, что да, именно так называли меня многие геологические периоды назад. Вокруг меня что-то лопотали, суетился Зурик, открывали какие-то бутылки, лили мне на рану водку, но я, уже мало чего соображая, только раскачивался взад-вперед и повторял механически, не разжимая онемевших губ:

— Да, я Джокер, я Джокер, Джокер…

И виделась мне огромная, черная, растопырившая ощетинившиеся когтями лапы собака, отпечатанная на ослепительно-яркой серебряной монете луны.

Домой я вернулся к вечеру. Смутно вспоминалось, что с электрички мы сошли, кажется, в Перово, и поехали на хату к одной из девиц. Девица эта, на мое счастье, в свободное от основного занятия время работала медсестрой, и мне довольно толково соорудили перевязку и промыли царапины. Потом в памяти был глубокий черный провал, и уже в три часа дня я обнаружил себя перед дверьми приемного покоя Института имени Склифосовского — солидного, весьма уважаемого мною заведения. Некоторое время я колебался, зайти или нет –все-таки чувствовалось, что ночью мы с Зуриком и его компанией врезали, и довольно крепко. Потом, рассудив, что здоровье дороже, я зашел и направился прямиком к своему хорошему знакомому Вадику Саганяну, неоднократно пользовавшему меня в этих стенах.

Он возился со мною часа полтора (он меня по-своему любит): зашил края раны, вогнал в живот и под лопатку слоновью дозу сыворотки против бешенства и столбняка, и выпроводил, сказав на прощанье:

— И впредь не ходите по торфяным болотам ночью, когда силы зла властвуют безраздельно!

В то, что меня покусала собака, он так и не поверил.

Домой я добирался, постоянно останавливаясь от приступов боли и слабости, исполненный глубочайшего отвращения к себе за свою ущербность. К счастью, оба многострадальных наших лифта работали — не уверен, что смог бы одолеть шестнадцать лестничных пролетов в таком состоянии. Я вышел и остановился перед дверью в наш коридор, ища ключи. «Сейчас умоюсь, –подумал я, — приготовлю коктейль — и спать. И никаких больше черепов, никаких собак, никаких обезумевших бывших однокурсников, никакой работы. Спать!»

В наш коридорчик выходят двери четырех квартир. Одна из них, расположенная по торцу, была полуоткрыта, и в проеме маячил, ковыряя пальцем в носу, мой юный сосед Пашка. Пашке четыре года, он не по возрасту умен и образован, все-все на свете знает и частенько заходит ко мне в гости. Любимое его занятие — вот так вот торчать на пороге своей квартиры и смотреть, что происходит в нашем коридорчике. Несмотря на то, что место это на редкость малособытийное, торчание может продолжаться часами.

— Привет, Пауль, — сказал я, пытаясь ему подмигнуть. Он с интересом меня рассматривал.

— Привет, Ким, — отозвался он. — На тебя напали ниндзи?

Вот она, современная молодежь. Я покачал головой и вставил ключ в замок.

— Нет, Пауль, на меня напала стая диких чебурашек.

— А-а, — протянул он разочарованно. Он уже знает, что чебурашек, в отличие от ниндзя, в мире не существует. В другое время я бы с ним непременно поговорил, но сейчас мне больше всего хотелось спать. Я лишь гадал, хватит ли у меня сил приготовить коктейль или же я свалюсь сразу, как только увижу койку.