Кирилл Бенедиктов - Завещание ночи

Пересохшими от страха губами он забормотал Заклинание. Эти сокровенные слова передавались от учителя к ученику на протяжении поколений, но за тысячелетия, что существовал культ, никто так и не воспользовался ими. Заклинание разрешалось произносить только в минуты наивысшей опасности, ибо то была просьба к Мертвым богам забрать к себе то, что они послали на землю. И просьба такая могла быть произнесена лишь раз.

Каждый, кто хотел стать человеком Мертвых Богов, годами тренировался для того, чтобы без запинки повторить сложные формулы в несколько секунд. Нингишзида произнес Заклинание вполголоса, не меняя выражения лица. Со стороны могло показаться, что заинтересованный слушатель повторяет про себя наиболее полюбившиеся ему моменты рассказа, чтобы лучше их запомнить. Но он еще не успел закончить, когда на него упала искаженная огромной луной черная тень Нираха.

И Нирах рассмеялся, и ужасен был его смех. Но Нингишзида не дрогнул. Он поднял глаза и спокойно договорил Заклинание, глядя в нечеловеческие глаза того, кто некогда был его учеником.

— Зачем тебе это, старик? — спокойным монотонным голосом спросил Нирах, внезапно оборвав смех. — Не в твоих силах бросить вызов Ночи, а Мертвые Боги, которых ты призываешь, не более, как ничтожные слуги Ее. Ты хорошо начал, Нингишзида, но испугался и отступил перед самым важным испытанием. Тебе никогда не войти в царство Ночи, старик, в мое царство!

Он поднял руку, и лунный свет заструился по ней, облекая в подобие тонкого сверкающего доспеха.

— Ты учил меня, и ты старался быть добрым ко мне. Я не трону тебя, старик. Но я не оставляю свидетелей. Поэтому данной мне властью я стер сейчас пентаграмму, которую ты хранил в течение многих лет в тайном убежище Храма. Ты уйдешь к Нергалу, старик, но провожатый в Дальние Земли будет у тебя не из худших.

— Эми! — громовым голосом воскликнул он, и гибкая маленькая фигурка, повинуясь его зову, немедленно возникла из мрака. Нингишзида отпрянул в ужасе. Да, это была Эми, его любимая Эми, но что с ней стало, боги, какое страшное перевоплощение произошло с нежной пятнадцатилетней девочкой! В глазах играли кровавые отблески зависшей над островом луны, мелкие острые зубы жадно блестели за призывно полуоткрытыми губами. Маленькие острые груди напряглись, как в момент наибольшего возбуждения, скрюченные пальцы с длинными красными ногтями беспокойно хватали воздух. Эми медленно приближалась к старику, но что-то все еще мешало ей разорвать последние путы и броситься на него, подобно бешеному волку, мертвой хваткой вцепиться в горло и пить горячую пьянящую кровь… И вновь рассмеялся Нирах.

— Эми! Я отдаю его тебе властью Ночи! Он твой, твой до последней капли крови. В следующее полнолуние собака Эбих покинет Храм, и тогда ты свободна. Свободна навсегда!

— Нет, Эми, — прошептал старик, но шепот его утонул в хохоте Нираха.

Дикий, нечеловеческий крик, как в вате, увяз в мягком сумраке болот. Не обернувшись, Нирах направился к тому месту, где его ждала лодка. Полным честолюбивых планов ступил он на эту землю. Ступил еще человеком. Теперь же это было остро заточенное орудие, направленное в грудь Высших Итеру.

За триста метров до ворот я съехал с бетонки и поставил «девятку» ДД под огромную разлапистую ель, на всякий случай замаскировав капот ветками. Дверцу запирать я не стал — возможность угона была невелика, а уносить ноги, возможно, пришлось бы быстро. Отойдя на десять шагов, я обернулся –тонированные стекла тускловато поблескивали сквозь лапник, но, в общем, если не приглядываться, машина в глаза не бросалась. Я поправил на плече сумку, вышел на бетонку и зашагал к дому.

Ворота были, как и следовало ожидать, закрыты, и никакого звонка я на них не обнаружил. Поэтому я после недолгого раздумья постучал по металлу носком ботинка — звук получился глухой и гулкий, как удар в громадный старый колокол. Ботинки у меня были с секретом — носки и задники были обиты тонкими полосками стали, обтянутыми сверху кожей, так что с виду они ничем не отличались от обыкновенных. В свое время эти кастеты для ног обошлись мне совсем недешево, но жизнь показала, что это было разумное помещение капитала.

Сбоку от ворот приоткрылась калитка. За ней, поставив левую ногу на высокий железный порог, стоял обрюзгший краснолицый мужик с глазами обозлившегося на весь мир алкоголика, держа на коротком толстом поводке приземистого мрачного добермана. Доберман мне совсем не понравился.

— Ну, чего надо? — спросил мужик после минутного молчания.

— С хозяином поговорить, — ответил я. Он то ли не расслышал, то ли не понял — в зависимости от того, какую часть его мозга алкоголь превратил в кладбище нейронов.

— Чего? — переспросил он, чуть отпуская поводок с доберманом.

— Хозяина позови! — рявкнул я. Мужик крупно зевнул.

— Погодь маненько, — сказал он и захлопнул калитку. Загремел засов. Я услышал, как за воротами хлопнула деревянная дверь, и минуту спустя забубнил пропитый голос. Очевидно, между домом и будкой сторожа была телефонная связь.

Пока красномордый докладывал о моем визите, я ходил вдоль забора и пытался успокоиться. Это давалось мне с большим трудом, хотя со вчерашней ночи я искал и находил тысячи аргументов в пользу того, что все окончится хорошо. Хромцу нет резона причинять Наташе вред, убеждал я себя, это его единственный козырь в борьбе за Чашу, и он не может допустить, чтобы с ней что-то случилось. Но нечто в глубине сознания наполняло меня ядом отчаянья, рисуя страшные, непередаваемые словами картины. И еще я боялся, что опоздаю, что Валентинова не будет на даче, что он уже отправил Чашу в Берн или еще куда, откуда там звонил ему неизвестный мне Шульц.

Загремел металл. Калитка отворилась, и на дорогу вышел Олег. Был он на этот раз не в цивильном, а в точно подогнанной к его спортивной фигуре пятнисто-зеленой камуфлированной форме.

Пистолета я при нем не заметил, из чего, однако, еще ничего не следовало.

— Привет, — сказал он мрачно, и я не без злорадства увидел на его рысьем лице до боли знакомые синие тени в глубоких впадинах под глазами — видимо, вчера они с Серегой неслабо приняли, отмечая удачную шутку над старым раздолбаем Кимом. — Какие проблемы?

— Салют, — отозвался я. — Мне нужно срочно поговорить с твоим патроном. Насчет вчерашней покупки. Это очень срочно и очень важно.

Олег сплюнул — не пренебрежительно, а так, от избытка слюны во рту.

— Не о чем разговаривать. Он не намерен больше с тобой встречаться.

Я ждал этого. И у меня в запасе был хитрый ход — ход, единственная хитрость которого заключалась в том, что он позволял мне проникнуть за забор. Только туда. Но мне больше ничего и не надо было.