Максим Парамохин - Две грани нейробука (СИ)

— Ваша безграничная любовь к губернатору Стилеру навязана искусственно. Его вид и речи вызывают положительные эмоции исключительно благодаря особой программе нейробука. Аналогичным образом насаждается преданность генералу Вольфсону и прочим начальникам. Другие программы порождают ненависть и презрение к людям без нейробуков.

— Я не испытываю к ним ненависти.

— Ты — нет. К счастью, ты проработал еще слишком мало. Отдельные импульсы очень слабые, на сознательном уровне почти не ощутимые. Полагаю, так сделано, чтобы вы не набрасывались с кулаками на первого встречного. Но по прошествии определенного времени у человека вырабатывается стойкая злоба. И чем дальше — тем сильнее.

Винсент закрыл глаза, пытаясь убедить себя, что все сказанное — наглая ложь. Но в глубине души росло пугающее осознание того, что фиомсянин прав. Он сам не раз замечал, что офицеры, проработавшие в полиции дольше, отличались куда большей жестокостью, ненавистью к пустам, в то время как вчерашние курсанты иногда проявляли доброту. Вспомнилась Лора. Они учились вместе, и отработали меньше года. Получив приказ кого-то допросить, девушка искренне расстраивалась. Неужели ей через несколько лет суждено стать столь же злой и беспощадной, как Риверс и Брэдфорд?

Это ужасно. Так нельзя.

— Есть и другая программа, — продолжил Джантор. — Она побуждает избивать людей, разжигая ярость, стимулируют удовольствие с каждым ударом.

Винсент помнил. Помнил, как, начиная бить задержанных, буквально приходил в неистовство. Хотелось ударить еще и еще. Теперь он вспоминал с содроганием.

— Я не хотел это делать, правда.

— Знаю, — Джантор кивнул. — Основная вина лежит на тех, кто установил программы.

Пусть так, но и сам Винсент тоже виноват. Как не крути, то был его кулак. Его переполняли сожаление и стыд. А к ним примешивалась слабая злость. Злость на тех, кто манипулировал им. И другими. Они ведь тоже не хотят бить людей. По крайней мере — некоторые.

— Понимаю, тебе тяжело все сразу осознать и принять, — сказал Джантор. — Если хочешь, я дам тебе время обдумать. Вот, держи, — он переслал файл. — Здесь описания всех тайных и не очень программ влияния, как они работают. Можешь включить, проверить. Я только ограничил их действие тридцатью секундами, чтобы ты не потерял контроль. Дашь знать, когда со всем разберешься.

Он вышел, оставив дверь чуть приоткрытой. Но про побег Винсент уже забыл.

Программы. Нейропрограммы в его голове, вынуждающие делать одно, а не другое. Стимулирующие презрение и злобу, даже ярость. Подавляющие жалость и сострадание. Заставляющие одних любить, а других ненавидеть. Наконец, причиняющие боль.

Кошмарные порождения собственного нейробука.

То, что вчера казалось отдельными, малопонятными недостатками, теперь сложилось в огромную, уродливую, безумно жестокую систему. Да, пусты порой совершали преступления, даже теракты, но в ответ полиция подвергала зверским допросам множество невинных людей. Порождала у них ненависть к хайменам и жажду мести, толкала на новые теракты. Замкнутый круг злобы и насилия.

Вспомнился отдел дознания, непрерывные вопли пытаемых людей. Это надо остановить. Спасти как попавших туда пустов, так и хайменов, творящих страшные вещи под влиянием бесчеловечных программ.

Винсент позвал Джантора.

Фиомсянин вернулся не один, за ним спустилась Айрин Глейзер. Девушка выглядела очень рассерженной.

— Он давно очнулся? Ты уже допрашивал его?

— Мы поговорили, я объяснил ему кое-что. Полагаю, нам надо еще поговорить.

— Просто выжми из него информацию. Узнай, что нужно, а потом убьем.

Винсент уже привык, что пусты их ненавидят, но лишь теперь в полной мере осознал, насколько эта ненависть оправдана. Порождена чудовищной жестокостью и несправедливостью самих хайменов.

Джантор нахмурился.

— Мы уже говорили об этом.

— И ты ни черта не понял. Не хочешь слушать. Ты только взгляни, что ублюдок сделал со Стефани.

— Ее бил другой. Если уж на то пошло — этот парень как раз остановил избиение. Иначе бы ты вообще не увидела свою подругу живой.

Воспоминания о той дикой сцене наполнили Винсента ужасом и стыдом. Следовало раньше вмешаться. Хотелось провалиться сквозь пол, исчезнуть, лишь бы не видеть обвиняющий взор девушки.

— Он тоже виноват! — горячилась Айрин. — Он ее арестовал. Он и нас пытался убить.

— Я же тебе говорю…

— Про свои дурацкие программы? Которые якобы заставляют их бить против собственной воли? Он кибер и должен умереть. Добывай информацию поскорее, потому что когда ты уснешь — я его убью, — с последними словами девушка вышла.

— Не сердись на нее, — сказал Джантор, присаживаясь рядом. — Ваши убили ее отца, давно. И дядю, 6 дней назад. Айрин еще злится. А так она хорошая.

6 дней. Атака на базы в метро.

— Наших тоже много погибло. Больше тысячи.

— Мне жаль, — Джантор опустил голову. — Вот так и получается — вы стреляете в них, они в вас. Насчет угроз не беспокойся, я не позволю. Ни Айрин, ни другим.

— А их много?

Порой через дверь доносились голоса, но Винсент не представлял, сколько там людей.

— Две сотни.

— И каждый хочет меня убить?

— Если бы, — улыбка Джантора была преисполнена печали. — Они жаждут перебить всех киберов. Я, пожалуй, единственный в Оклахоме обладатель нейробука, которого они убивать не планируют.

Пару минут они сидели молча. Затем Винсент вспомнил, что хотел.

— Тот кошмар в полиции надо остановить. Ты сможешь удалить программы у других?

— Доступ к чужим нейробукам открывают пароли. Главный, губернаторский, дает полный контроль, но его сложнее всего взломать. Другие, попроще, у начальников рангом пониже, чтобы наказывать болью.

Воспоминания заставили Винсента содрогнуться.

— Все пароли индивидуальные, — продолжил Джантор, — на каждый потребуется время. Удалить нейропрограммы сразу всем не получится.

Расклад выходил безнадежный. В здании слишком много полицейских, плюс группы на улице, они прибудут по первому сигналу.

— Но мы должны что-то сделать. То, что сейчас творится в управлении — ужасно. Ужасно для всех. Для пустов, для хайменов. Нужно их остановить.

— Остановим.

Черный автомобиль, заехавший в неосвещенное помещение заброшенной автомастерской, в темноте был почти неразличим. Машина остановилась, секунд через десять по радиоканалу прошло сообщение:

— Винсент, ты здесь?

Полицейский включил фонарь, освещая себя. Из машины выскочила девушка, бросилась к нему.

— Я так рада, что ты жив. Где ты пропадал? В управлении тебя считают мертвым. Ты правда знаешь, где фиомсянин?

— Да. Я вступил в уцелевшее Сопротивление, которым он руководит. Притворяюсь обычным человеком, видишь, — Винсент развел руками, показывая гражданскую одежду. — Ты привезла боевую экипировку?