Владимир Ильин - Напряжение растет

Но мне тоже нужно время для осознания увиденного. Потому что так не бывает. Даже не смотря на то, что хочется, чтобы было.

Выдох сам собой вырывается из грудной клетки. И тут же воздух в легких замирает вновь — в тревожном проигрыше музыки показываются еще двое наемников, что почти подобрались к вершине. Но добыча уже настороже — и клинки встречают отпор стальных вееров, что складываются и разворачиваются в хрупких руках, движимые таинственным, завораживающим волшебством. На сцене битва обретает форму танца, в котором битвы гораздо больше, а ошибки отражаются красными росчерками царапин на руке и спине Ники — ее подруга слаба в этой схватке, ее движения картинно запаздывают, вынуждая жертвовать собой, чтобы клинок не достиг тела союзницы. К счастью, раны несерьезны, и кровь осыпается пылью, вызывая облегченные вздохи из зала, пораженного разыгравшимся действом.

Я не верю в его смерть, этому танцу недостаточно драмы. Но я боюсь, что замысел обернется трагедией.

Танец становится быстрее, движения — резче. Партия Ники теряет плавность защитных уловок и мягких блоков. Она все чаще принимает клинки голой кожей, но и ее атаки, лишенные необходимости обороняться, кажутся смертоносными — и убийцы один за другим летят со сцены, заваливаясь резких ударов в глотку и глаза. Третий убийца, в испуге вставая над своей жертвой, пытается бежать, но ветер бьет ему в грудь, опрокидывая на ту, что оказалась сильнее загонщиков. Ника пропускает его, и веер картинно обозначает движение по горлу. На сцене более нет живых, кроме нее.

Луна на сцене заходит за тяжелые облака. Фонари уходят вниз, и неведомый наблюдатель, глазами которого мы смотрели эту сцену, вновь смотрит на тусклые звезды. Музыка тихнет, вновь сменяясь шорохом песка вечной пустыни.

— Зря ты ее пригласил, — хлопая в ладоши, наклонился к моему уху Артем.

— К целителю сейчас очередь из женихов выстроится, — сочувственно произнес он. — Особенно после такой рекламной акции.

— Никто не тратит просто так двести миллионов, — покачал он головой и встал вместе с залом для приветствия выступающих.

— Внимание, оценки! — Пролетело над головой. — Один… Два! Владетельный Куомо… Три! … Сияющий раджа Миттал… Десять! Будет ли рекорд этого дня?!

— Ребята, пора готовиться, — неуклюже приседая, прокрался к нам Игорь.

— У нас нет одной минуты! — Возмутился Паша.

Через десяток секунд ребята спустились со сцены, еще раз помахали руками зрительному залу и спокойно зашагали к выходу — как и предполагал к тому, что рядом с нами.

Шаг девушки замедлился, взгляд встретился с моим. Замер на секунду, а затем равнодушно скользнул по рядам ввысь.

В груди было холодно. Выстужено и проморожено.

Зачем он переживает? Я не могу проиграть. По крайней мере — ей.

— Идем.

— С тобой все в порядке? — Уцепился за руку Федор, тревожно посмотрев в глаза.

Я ведь здесь не для этого. И цель — вовсе не выиграть. Цель — она в дружбе и в том, чтобы эту дружбу через соревнования пронести и сохранить. А уже для этого надо выиграть соревнования. Победа — всего лишь путь к цели.

Ребята выдохнули с видимым облегчением.

— И как же тогда жить? — обеспокоенно зашагал рядом Пашка.

Паша пристально и с интересом посмотрел на Свету.

Нас вели чуть в сторону от выхода и ближе к сцене, заведя за гигантское полотно экрана. Справа высились металлические фермы, увитые проводами, приборами с довольно смутно угадываемым назначением и массивные колонки в рост человека. А сам зал технической части шел еще на добрую сотню метров внутрь. Но туда нам было не надо.

Нас уже ждали — и пришлось изрядно прибавить в скорости, буквально пробегая выкрашенные в желтый и зеленый коридоры, краем глаза отмечая попытки тут все облагородить и украсить. Но аскетизм места, где зарождалось чудо, достойное сцены, неохотно пускал к себе роскошь, делая ее вид нелепым и ненужным в залитых белым светом подземных помещениях. Всюду сновали люди, с любопытством поглядывая на наш бег — это те, чья работа уже завершена или начнется после. Другие, кто непосредственно отвечал за выступления, пытались консультироваться на бегу и подсовывали планшетки с бумагами на рассмотрение и подпись. Всех их как-то незаметно завязал на себя Артем, умудряясь читать одновременно два листка, держать футляр от бессменной скрипки, отвечать на вопросы и бежать в том же темпе, что и мы. К слову, работники выдыхались довольно быстро и со всем соглашались.

— Так, все, сцена, — опираясь руками на колени, выдыхал слова Игорь, глядя на конструкцию в круглой комнате. — Осторожнее, двигаемся только по дорожкам.

— Фортепиано есть, — облегченно произнес Пашка. — А как оно будет видимо со сцены? Справа или слева?

— Сойдет. — Согласился он и внезапно заробел, встав перед дорожкой соляным столбом.

— Пф, — с демонстративным пренебрежением отреагировал брат. — Это ж не прививка!

— Если страшно, — начал успокаивающим голосом Артем, приобняв Пашку за плечо. — То представь зрителей голыми. Говорят, помогает.

Та звонко отвесила ему пощечину.

Сверху уже гремело объявление нашей школы и княжества. Вот тоже странно — ни одной фамилии.

— Удачи! — Прозвучало под гул подъемных механизмов и шелест отъезжающего в сторону потолка.

— А им зачем? — Заинтересовался Пашка, поднимая крышку фортепиано.

— Ребята, ничему не удивляйтесь, — Сосредоточенно произнес Артем, освобождая скрипку от чехла. — Если произойдет… всякое, не останавливаемся и доигрываем. Не забывайте, если что — нас ждет вертолет!

Над головой уже добродушно шумел зал.

— Всегда готов! — Отозвался я.

Через десяток секунд сцена замерла в выжидающей тишине. Лиц не разглядеть, но внимание ощущалось всей кожей. А еще — кроме него что-то давило на плечи, откусывало часть воздуха от дыхания и размывало пыль, подсвеченную прожекторами, в воздухе.

Предложить Свете руку и дать ей простор в танце, не мешая. Я не умею танцевать — но она умеет за двоих.

Из рук родилась одна звездочка и сделала вокруг нас оборот. И еще одна, еще несколько — пока не замкнулся круг, двигаясь вслед за нами, продолжая композицию, завершая ее.

Звездочки моргнули во вспышке, но тут же ужались до половины яркости — будто что-то вытягивало из них силу. Но у меня ведь ее — океан!

Да и зачем на него смотреть — ведь любоваться Светланой гораздо интереснее. Вот для кого танец — не испытание, а счастье. Ее движение словно рождается само, не требуя контроля и усилия. Вот она шагает, пропуская под подошвой линию круга, вот закручивается с закрытыми от удовольствия глазами, вот… Расстегивает тайный механизм, который должен потихоньку отматывать край платья, чтобы лезвие кольца его срезало! А кольца нет!