Константин Соловьев - Америциевый ключ

- И даже не будем гадать, - жестко сказал Ганзель, на которого смех Варравы действовал раздражающе, как треск хитиновых крыльев огромного насекомого. Или паучьих лапок.

Варрава хрустнул суставами пальцев, получая явное удовольствие от еще не произнесенных слов.

- Он хотел стать живым мальчиком.

Ганзель почувствовал себя так, словно ему самому по затылку ударили суковатой дубинкой. Мальчиком!.. Это деревянное чудовище, разорвавшее на сцене огромного крокодилообразного мула, вознамерилось стать всамделишным живым мальчиком?.. Нелепица. Вздор. Абсурд.

Греттель не торопилась смеяться, но и оглушенной она тоже не выглядела. Кажется, эту новость она восприняла достаточно легко. Может, ожидала чего-то подобного?

- Мальчиком! – Варрава все не мог успокоиться, лупил своими огромными тяжелыми ладонями по подлокотникам кресла, отчего то скрипело, - Представляете? Деревяшка хочет стать человеком, ну и номер!

Ганзелю захотелось немедленно покинуть кабинет и его хозяина. Разговор затягивался – неприятный, ненужный, бесполезный разговор. Но он знал, что нельзя спешить. Если Варрава почует его интерес к ключу, все может усложниться. Едва ли старик настолько глуп, чтоб открыто претендовать на имущество «шарманщика» Арло, но вот нюх на выгоду у него феноменальный, лучше, чем у акулы – на кровь. Почует мгновенно.

- Это невозможно, - сказал Ганзель вслух, - Дереву никогда не стать человеком. И дураку понятно. Верно, Греттель?

Греттель промолчала. Едва ли она не услышала вопроса, скорее, не сочла нужным говорить очевидную банальность. Даже геномагия не творит чудес. А превращение дерева в человека – это самое настоящее чудо.

- Однако, мальчонка проявил похвальную настойчивость, - заметил Варрава, отсмеявшись и утерев выступившие слезы, - Он обошел, наверно, добрую половину геноведьм и геномастеров, не чураясь самыми последними. Успехов, понятно, не стяжал. Кое-где его сразу разворачивали от порога. Другие, те, для кого золото дороже репутации, делали вид, что готовы ему помочь.

- И чем заканчивалось?

- Для последних двух геноведьм – ничем хорошим. Они выманили у него несколько золотых, якобы, на ингредиенты для волшебного зелья, но обернулось все пшиком. Бруттино остался недоволен, и убил их своими же руками. Оторвал головы и расчленил. Мне кажется, из него бы получился прилежный и добрый мальчик, - Варрава снова захохотал, раскачиваясь в инвалидном кресле, - Кстати, я сам из-за него понес убытки. Когда мои ребятки его вязали на пороге у очередной геноведьмы.

- Надеюсь, они тебя не разорят.

Варрава посерьезнел.

- Между прочим, он обошелся мне в трех слуг. Дрался, как осатаневшая тварь из адских бездн. Не чувствовал ни усталости, ни боли. У одного он голой рукой вырвал целиком легкие из груди. Никогда бы не подумал, что деревяшка может быть такой твердой… И такой злой. Второму вывинтил голову из плечей так запросто, словно это была перегоревшая лампочка. Третий всадил в чурбан пулю, но не смог даже пробить шкуры, а Бруттино в ответ воткнул ему мушкет в глотку. Кабы не принесли сети, попортил бы еще с десяток людей…

- Проведи эти потери как рабочие издержки, - посоветовал Ганзель, - Кому, как не тебе, знать, что искусство требует жертв.

Господин Варрава кисло улыбнулся и невозмутимо отхлебнул вина из бокала. Бокалы Ганзеля и Греттель так и остались стоять нетронутыми.

- Я не в убытке. В кошеле у этого полена нашли полсотни золотых монет – то, что он не успел потратить на геноведьм. И, поскольку они в нашем договоре не фигурировали, я рассудил, что вправе взять их себе, как сторона, наиболее потерпевшая. А парнишка-то ваш, между прочим, аскет. Иметь при себе такую прорву денег, и жить хуже последнего мула. Снимал самую дешевую комнатушку, питался всякой дрянью, носил рванье… Удивительный скряга. Теперь-то ему деньги, понятно, ни к ч ему. Наши актеры работают не ради презренного металла, а ради любви публики! Они – люди искусства!

Ганзель ощутил, как тело изнутри пронзило множество ледяных серебряных иголочек. Золотые монеты в кошеле Бруттино. Где деревянный мальчишка мог найти их? Возможно, дело было вовсе не в экономности. Он попросту не успел их потратить. А приобрел…

Быть может, именно в эту минуту, когда они любезно разговаривают с господином директором театра, чьи-то грязные пальцы откупоривают пробирку, готовую выплеснуть в окружающий мир смерть в ее самом отвратительном обличье…

- Что еще при нем было? – резко спросил он.

Господин директор театра удовлетворенно улыбнулся. Ганзель не сразу понял, чему. Разумеется, старый паук сознательно испытывал его хладнокровие. Проверял на зуб. Нарочно ничего не сказал о второй половине уговора. Видимо, проверял, не заволнуется ли заказчик. И, как обычно, оказался хитрее всех тех, кто имел неосторожность заключать с ним договоры.

- Все в порядке, милый Ганзель, старый Карраб чтит уговор. Все, что ты говорил, было при мальчишке. Пять пробирок и непонятный ключ. Извольте видеть.

Варрава протянул руку к неприметному сейфу, и распахнул дверцу. Ганзель уставился на его содержимое.

Среди потертых золотых и серебряных монет, мятых векселей и какого-то хлама лежали на тряпице пять узких стеклянных цилиндров с прозрачной жидкостью. И ключ. Удивительно, америциевый ключ не выглядел ни грозным, ни даже внушительным. Обычный ключ, может, чуть массивнее обычного и с более причудливой головкой. Его поверхность казалась бронзовой, неброской. Но из трех человек, находящихся в кабинете, лишь двое знали о том, какое богатство и какую власть заключает в себе этот неприметный ключ.

Ганзель ощутил, как сами собой потеют ладони. Старый паук даже не представлял, что хранил в своей коробке. И того, что этот ключ стоит вдесятеро больше, чем его театр со всеми потрохами. Черт возьми, он стоит в миллион раз больше!

Ганзель улыбнулся, испытав огромное облегчение. Ключ здесь. Все удалось. Пусть старый Варрава мнит себя хитрецом, пусть тешит свое самолюбие и занимается своими дурацкими куклами. В его большую лысую голову даже не закрадется подозрение на счет того, что именно он держал в руках. К счастью для всего Гунналанда.

- У тебя красивая улыбка, милый Ганзель, - сказал господин Варрава, тоже демонстрируя свои потертые неровные зубы, - А ведь ты не из тех, кто улыбается без причины. Вот твоя часть уговора, бери. Я не хочу знать, что в этих пробирках, жизнь давно отучила меня совать нос в геномагию, это всегда оборачивается скверными последствиями. А вот ключ меня удивил. Откуда у бездомного деревянного мальчишки ключ, скажи на милость? Он ютился в съемной каморке, так что отпирал этот ключ?

Ганзель не протянул руки к сейфу, хотя его отчаянно подмывало это сделать. Положить ключ с пробирками в карман, аккуратно завязав в платок, выйти из кабинета и больше никогда не оказываться поблизости от «Театра плачущих кукол». Но он решил не проявлять поспешности. У старого паука интуиция необычайно остра. Не исключено, что он уже что-то почуял. Например, странное напряжение, охватившее собеседника. В этом отношении старый Варрава и в самом деле был чувствительнее любого насекомого.