Максим Марух - Люди желтых плащей

Выяснять это у меня нет ни малейшего желания. Едва уловимым движением нащупываю дуло дробовика на своём бедре, стискиваю в пальцах, пытаюсь приподнять…

Слышу над собой недовольное урчание.

Потом:

– Максим, зачем тебе ружьё?

Требуется секунда, чтобы сообразить: голос принадлежит Жене. Спустя ещё секунду я понимаю, что распознал его по интонации, а не по тембру. Этот тембр – глубокий, низкий – не имеет ничего общего с моим братом.

Пронзительно вскрикнув, дёргаю дробовик наверх и упираю прикладом в плечо.

01:02

К стволу «Ремингтона», прямо над патронником, примотан изолентой маленький фонарик. Нажимаю кнопку в торце, и луч света выхватывает из мрака лицо брата.

Издав утробный рык, Женя закрывает глаза руками и отпрыгивает в сторону, точно вампир от ультрафиолета.

– Убери! Убери!

Вместо этого я снова навожу луч на брата – тот в ужасе шарахается в угол комнаты. Воспользовавшись его минутным замешательством, нашариваю в кармане спички и зажигаю потухшую свечу. Поднимаю её с пола, ставлю на стол.

Комната озаряется мягким желтоватым светом, и я выключаю фонарик. Сердце гулко бьётся в груди, руки трясутся. Я не опускаю дробовик, но на всякий случай вытаскиваю палец из спусковой скобы.

Женя сжался в клубок в дальнем углу офиса. За одним из столов, коих в помещении шесть штук, виднеется часть его спины и руки, обнявшие туловище. В полумраке помещения силуэт напоминает фигуру горбуна из романа Гюго.

Я зову брата несколько раз, сначала шёпотом, потом громче, но он не откликается, и тогда я решаюсь подойти ближе. Прихватив для верности ещё одну свечу, я направляюсь к нему, держа свет как можно выше. В другой руке у меня дробовик, из которого я не собираюсь стрелять, но который придаёт моему парализованному страхом телу силы, чтобы его удерживать.

– Женя? – я останавливаюсь у края стола, за которым спрятался брат, ставлю свечу на столешницу. – Ты чего там сидишь?

Он молчит. В полуночной тишине слышится его учащённое дыхание, из груди вырываются странные звуки: хрипы, треск, свист.

– Мне плохо, Максим… – вдруг слышу я. – Очень плохо…

Колонна мурашек перебегает с затылка на спину. Этот голос… он вроде и Женин, а вроде и нет. Как если бы его состарили тридцать лет безостановочного курения и пьянства.

– Вылазь оттуда. Давай-давай…

Я закидываю дробовик за спину, обхожу стол и беру брата за предплечье.

– Вставай, вставай, пойдём обратно, тебе надо прилечь.

Почти силой вытаскиваю его из угла и, придерживая под руку, веду обратно к спальнику. Он стал, как пушинка – неужели возможно так похудеть за неполные сутки?

Мы медленно ковыляем к центру комнаты, точно пара стариков на променаде в парке. Добравшись до спальника, я укладываю Женю на синтетический матрас, подкладываю под голову подушку.

Только сейчас мне удаётся разглядеть его лицо как следует. Глаза запали глубоко в глазницы, губы высохли и потрескались, скулы и подбородок выпирают, обтянутые тонкой кожей. Оттенок самой кожи впотьмах не разобрать, но я уверен, что он соответствует общей картине.

– Тебе надо поспать.

– Я не смогу уснуть…

Грудь ритмично поднимается и опускается, издавая свистящие звуки, точно кто-то качает насос. Костлявые руки (боже, боже, куда исчезло всё мясо!) вцепились в ткань матраса.

Я подумываю, не позвать ли кого-нибудь – Витос, Вано и Михась спят в соседней комнате, – но потом решаю, что пока в этом нет необходимости. До конца моей смены ещё два часа. Впрочем, теперь я уверен, что не сомкну глаз до утра.

– На вот, попей, – я подношу к его губам бутылку с водой.

Женя делает пару глотков и кривится:

– Убери… горло вяжет… – он отпихивает бутылку.

Странно, когда я в последний раз пил эту воду, она была абсолютно нормальной. Я собираюсь попробовать её, но в последнюю секунду останавливаю себя. Чёрт возьми! Горлышко этой бутылки теперь инфицировано вирусом. Ещё мгновение, и он попал бы в мой организм. Теперь, чего бы ни коснулся Женя, куда бы ни плюнул и что бы ни надкусил, нужно всегда помнить об этом.

Поражённый неожиданным открытием, отставляю бутылку на пол и машинальным движением вытираю о себя руку, которой держал её.

«Он превратится в парию» – шепчет тёмная часть моего рассудка. – «Снаружи останется человеком, но внутри всегда будет «прокажённым».

– Чего ты хочешь? Есть будешь?

Судя по истощённому виду, его сейчас можно питать только внутривенно. С равным успехом я бы мог предложить еду анорексику.

– Нет… – он поднимает на меня запавшие глаза. – Я хочу укол. Сделай мне ещё укол.

Этого я не ожидал. Второй укол мы поставили в полночь, а следующий планировали на начало утра. Если он будет превышать рассчитанную дозировку, то ампул не хватит и на месяц…

– Генерал сказал, колоть нужно два раза в сутки. Мы собирались…

– СДЕЛАЙ УКОЛ! – полурычит-полушипит Женя, выбрасывая в мою сторону руки со скрюченными пальцами.

Я в ужасе вскакиваю со стула, на который едва присел, хватаюсь за дробовик. При виде лица брата волосы на затылке встают дыбом. Оно состарилось вместе с голосом – и как я не заметил раньше? Кожу вокруг глаз опутывают «гусиные лапки», носогубной треугольник очерчен глубокими морщинами, мочки ушей отвисли, лоб рассекают горизонтальные складки… И эти глаза – два круглых чёрных жука-скарабея с блестящими панцирями. Глаза животного. Сейчас звериная часть в нём явно преобладает над человеческой.

– Сде-е-елай, – шипит Женя, загребая пустоту костлявыми руками. – Максим, мне очень надо…

– Хорошо-хорошо. Лежи. Я сейчас.

Я нахожу ампулы и шприц, подготавливаю инъекцию. Всё это время Женя нетерпеливо ждёт, следя за каждым моим движением и жалобно постанывая. Кажется, будто что-то выедает его изнутри, рвётся наружу сквозь утлую плоть.

– Переворачивайся на живот.

Я ставлю укол одним быстрым отточенным движением. Когда поршень выдавлен до отказа, Женя облегчённо выдыхает, мышцы расслабляются, его перестаёт трясти. Он переворачивается на спину и смотрит на меня благодарным взглядом.

«Дзень!» – сообщает внутренний счётчик. – «Минус одна ампула!»

– Спасибо, – шепчет брат. – Ох-х… да, так гораздо легче. Максим, я уже дума…

Окончание фразы перетекает в дикий пронзительный вопль, разрывающий мёртвую тишину этой ночи, грудную клетку брата и мои барабанные перепонки.

01:19

– …М-А-А-А-А! – Женя встаёт на мостик без помощи рук, выгибаясь немыслимой дугой, и я почти слышу, как трещат под одеялом его позвонки. – А-А-А-А-А-А!!!

Страх парализует меня с головы до ног – я застываю на месте с глупым видом, не в силах пошелохнуться. Из головы мигом выветриваются все мысли, кроме одной:

«Ты убил его» – набатом стучит в висках. – «Ты только что убил его».