Виктор Косенков - Новый порядок

Потом кино из замедленного превратилось в ускоренное, и Зинаида Михайловна успела сделать за какую-то секунду массу разных дел. Она отпрыгнула назад. Открыла дверцу ларька. Кинула в угол маленький ящик с несчастными помидорами, заскочила внутрь сама и прижалась к стене.

Несущийся к ней скинхед со всей дури врезался в швабру, подпиравшую тяжелый козырек.

Погромщик успел крикнуть:

— Что, сучара, не ожи…

Зина взвизгнула.

А потом что-то огромное, черное и грохочущее обрушилось вниз, выбив красные брызги из бритого затылка и наглухо отрезав продавщицу от внешнего мира.

Козырек.

Только маленькая дверца, открывавшаяся внутрь, тряслась от ударов снаружи. Зинаида Михайловна что было сил навалилась на нее, чтобы не пустить, защититься, спрятаться.

В это время продавщица Леночка, впервые попавшая в такой переплет, сделала ошибку. Она пыталась защитить товар, за который несла материальную ответственность. Этой самой ответственностью основательно запугал ее хозяин ларька. Дома ждала мать-пенсионерка, а брат служил где-то под Читой. Платить за погромленный товар было нечем, и Лена с безнадежной храбростью наседки, обороняющей цыплят от ястреба, бросалась на скинхедов. Собственно, ее храбрость отталкивалась от одного ложного и вредного постулата, оставшегося в наследство от безоблачного во всех отношениях детства. Женщин не бьют.

Трудно сказать, кто ошибался, сама Лена или ее родители, вдолбившие в голову ребенку столь беспардонно опасную бредятину…

Все иллюзии рассеялись, когда чья-то твердая рука ухватила девичье горло, сжала до хруста, и оказавшееся неожиданно близко лицо с налитыми кровью глазами поинтересовалось:

— Что, подстилка чернозадая, совсем ох…ла?

Бритоголовый толкнул Леночку куда-то в глубину ларька.

— Хозяину своему черному, наверное, хорошо подмахиваешь! Сейчас посмотрим, сучка!

Лене показалось, что мир вокруг обрушился, опустился до уровня грязного пола, скомкался до пределов одного потного, крепкого, злого тела, которое навалилось на нее, хватая пальцами-крючьями ее плоть, царапая, выкручивая. Она закричала, но из горла вышел только надсадный хрип. На какой-то миг стало невыносимо… А потом вдруг что-то черное мелькнуло над головой насильника. Широкая ладонь появилась в поле зрения Леночки, откинула бесчувственного скина в сторону.

— Жива?

Этого человека можно было узнать с трудом. Разбитое, опухшее, перекошенное лицо, на котором виднелся лишь один глаз. Разорванная форма, окровавленные руки. Все чужое, неузнаваемо изуродованное. 11 только рост, высокий, едва уместившийся под низким потолком ларька.

Гриша держал в руке измочаленную дубинку,

— Жива?

— Гришенька, — заголосила Лена. — Гри-шень-ка!!!

— Вставай, выбираться будем, — прохрипел охранник, поднимая девушку.

Он двинулся к выходу. Проем двери заслонила чья-то фигура. Гриша, не останавливаясь, залил лицо противника жгучей перцовой смесью из баллончика. Раздался визгливый крик, фигура исчезла.

— Наших бьют! — закричал кто-то снаружи.

— Спрячься, — прошептал Гриша.

И Лена поняла, что происходит что-то невероятно страшное. Что «се бывшее до этого словно бы и не считается, а сейчас, именно в эту минуту, происходит нечто кошмарное, не укладывающееся в картину мира, который она знала. Девушка кинулась к закрытой двери соседнего ларька и всем телом ударилась в нее.

— Зиночка, Зиночка! Пусти, милая! Зиночка!

У перепуганной до желудочных колик Зинаиды Михайловны хватило ума сообразить, кто к ней ломится. Она на мгновение приоткрыла створку, Леночка буквально просочилась в образовавшуюся щелку. И вот уже две женщины навалились на дверь, защищая свой крохотный мирок от ужаса, царящего снаружи, где четверо здоровых ребят забивали насмерть другого.

Вертясь под топчущими его ногами, Гриша старался изломанными руками прикрыть одновременно и голову, и пах, и печень, и живот. Но рук не хватало…

Машины с ОМОНом подъехали с другой стороны рынка. Хорошие ребята в пятнистой сине-серой камуфляжке бодро выскакивали из грузовиков, по слишком поздно и слишком далеко от центра событий.

Из статьи «Опасность сильной России»:

«Стремление к национальному величию иррационально».

В зале сидели люди. Много. Костя вышел на кафедру, что было вполне привычно, каждую пятницу он мучил студентов, но сегодня было что-то особенное. Наверное, экстрасенс, «чувствующий» или любой другой потенциальный клиент дурдома, попади он на это собрание, наверняка увидел бы нечто, формирующееся над залом. Некую сущность. И назвал бы ее каким-нибудь мудреным словом, вроде эгрегора. У Орлова был такой знакомый парнишка, наглухо съехавший в область энерговампиров, биолокации, инвольтации и энергетических пробоев. Схема описания мира у него была на редкость четкая, продуманная до мельчайших подробностей. Любому явлению или событию, вплоть до самых заурядных и бытовых историй, находилось объяснение, укладывающееся в область инфернального и экстрасенсорного. Любому психоаналитику такой пациент был бы за подарок, но Костя относился к этому взгляду на вещи довольно спокойно. Более того, находил в таком подходе определенную претензию на истинность. Надо же как-то объяснить необъяснимые, с точки зрения науки, вещи. Не пользоваться же, в самом деле, каждый раз отмазкой вроде «теории случайных чисел».

Над залом однозначно витало нечто особенное. Немного попахивало серой.

Костя потряс головой, чтобы избавиться от ненужных ассоциаций и привести мысли в порядок. Помогло. В воздухе действительно пахло странно. Но не серой. Порохом.

— Я правильно понимаю, что все вы только что со стрельб? — поинтересовался Костя у зала.

Кто-то закивал, люди зашевелились, по аудитории пронесся легкий гул разговоров.

— Я его знаю, — прошептал Сергей Иванов, сидевший вместе с Платоном во втором ряду.

— А кто это? — так же шепотом спросил Платон.

— А черт его знает, но работает на правительство. Его в «мерседесе» с мигалками возят.

— Что-то я его не видел по телеку ни разу.

— Ну, мало ли, может, какой-нибудь ГРУшиик хитрый…

На этом разговор кончился, потому что Костя поднял руку, призывая к тишине:

— Здравствуйте. Меня зовут Константин Орлов. Я философ. По образованию и призванию. По убеждениям я русский. Да, я считаю, что национальность — это не просто слово или, наоборот, нечто мистическое. Национальность — это убеждения. Совокупность понятий, явно и скрыто определяющая поведение индивидуума. В совершенно здоровом обществе это не только совокупность понятий, но и совокупность идей. С национальными идеями у нас сейчас плохо, однако я надеюсь, что когда-нибудь все встанет на свои места.