Дмитрий Могилевцев - Земля вечной войны

Внутри не было столов, а были низкие, на локоть от глиняного пола, дощатые помосты, застеленные кошмами и одеялами, и веранда, и огороженный со всех сторон дворик с восьмигранным, облицованным светлым песчаником, бассейном, и к воде его тянула длинные ровные ветки старая ива. Усталый Юс прилег на кошму, и сейчас же, будто по мановению волшебной палочки, появились перед ним пузатый чайничек и глиняная пиалушка, а потом — и темно-красная гора плова, и, в глубокой тарелке, лагман, и обструганные ореховые веточки с шаш-кебабом на них, и, завязнувшие в патоке, поджаристые пирожки. Время тут не шло, а кралось, — на цыпочках, тихонько, незаметно, чтобы не спугнуть, не потревожить. Юсу не хотелось уходить, он лежал, опершись на подушки, в полудреме, едва замечая суетившихся рядом людей. Наверное, он и заснул бы тут, и ушли бы без него, чихая натруженными моторами, машины по нехорошей, пыльной дороге за хребет, — но сквозь дрему вдруг пробился знакомый холодный голос:

— Приятного аппетита, Юс. Странно, но почему-то именно в таком месте я и ожидала тебя найти. Мы даже мыслим почти одинаково, правда?

Юс с усилием разлепил отяжелевшие веки.

— Что, пора? Я сейчас, чай вот только допью. Хороший здесь.

— Пора. Но не сейчас.

— А что сейчас? Хочешь? — Он пододвинул к ней чайник.

— Да.

Тут же возникший будто из-под земли хозяин, поклонившись новой гостье, налил в чистую пиалу чаю, подал.

— Хороший. Лучше, чем в долине. Киргизы не умеют заваривать хороший чай. Если без жира и соли — для них не питье. Я уже начала привыкать, — она рассмеялась.

— Зачем я тебе нужен? — спросил Юс.

— Чтобы остаться в живых.

— Да? Кажется, ты приехала сюда, чтобы меня убить.

— А сейчас я хочу остаться в живых и уехать отсюда. Надеюсь, ты хочешь этого тоже.

— Хочу, — согласился Юс. — Ну и что?

— Ты не представляешь, что вокруг нас сплелось. Ты думаешь, Ибрагим тебя просто так отпустит, с твоими талантами? Думаешь, твоя девица уже в Новосибирске?

— Ее зовут Оля, — заметил Юс.

— Семен солгал тебе. Ибрагим держит ее под рукой. Чтобы тебя обуздать. Семен — он насквозь фальшивый. На нем ни на волосок правды нет. Даже его диалект — и тот ненастоящий.

— Так на Полесье говорят. Не разберешь, белорусский, украинский, — сказал Юс, зевая, — трасянка пополам с суржиком.

— Он может говорить и на прекрасном русском. С питерским выговором. Я не уверена, что он работает только на Ибрагима.

— Может, это и к лучшему.

— Не думаю. Многие хотят заполучить то же, что и Ибрагим. А многие — хотят, чтобы оно продолжало лежать, где лежит. В любом случае — после того, как мы добудем то, за чем нас послали, от нас избавятся. Меня уже продали. На мне кровь родича Агахана, ваханского вождя. Они постараются меня с Вахана не выпустить. А ты, даже если тебя выпустят оттуда, до конца жизни — недолгой жизни — будешь убийцей на побегушках. Пока Ибрагим не продаст тебя.

— Меня можешь продать и ты, — заметил Юс, подлив себе чаю. — Если ты вернешься вместе со мной, тебе, может, дадут медаль. Или дачу.

— До наших болот отсюда очень далеко. А пока — и ты, и я в ловушке здесь. В мешке. И выбраться отсюда мы сможем, только если будем вместе. Мне некому больше доверять здесь.

— А что вы собираетесь искать на Вахане? — спросил Юс. — Ну, если ты хочешь моего доверия, расскажи. Из-за чего весь сыр-бор?

— Я не знаю. Знает только Семен.

— Взаимное доверие — великая вещь, — сказал Юс сонно. Ему не хотелось ничего обсуждать, ни сверх-, ни архиважного, а хотелось только откинуться на подушки и дремать, слушая невнятный гомон вокруг, ощущая сытое, густое тепло внутри.

— Но я знаю, что там во время афганской построили секретную базу. А после — забросили ее. Почти ничего не вывезли. Но что бы там ни было, оно достаточно мало, чтобы несколько человек, или даже один, могли это унести. И достаточно ценно. Если оно окажется у нас в руках, мы сможем диктовать свои условия. И выкупить свои жизни. Жизнь твоей Оли тоже.

— Да, наверное, — согласился Юс.

— Ты подумай. Хорошо подумай, — сказала Нина. — Встретимся у машин. Выжди, не иди сразу следом за мной.

— У меня и в мыслях не было, — признался Юс.

Когда Нина ушла, Юс откинулся на подушки и с наслаждением закрыл глаза.

Открыл он их, когда над ветками старой ивы уже зажигались первые звезды.

По пути назад, к площади и памятнику, он сбился с пути. Уже совсем стемнело, когда наконец выбрался на площадь, к машинам и распростертому на асфальте вождю. И к грузной, раскоряченной туше бронетранспортера подле него.

Кривоногих Есуевых гвардейцев, а следом за ними и Шавера с его командой, разоружив, скопом заперли в подвале соседней пятиэтажки. Впрочем, держали их там не двери с коммунально-имперским замком, болтавшимся на одном шурупе, а пара неторопливых людей в рыже-пятнистой униформе, присевших на бордюр неподалеку от двери. Сидели молча, слушая темноту, неподвижные, как сфинксы, с длинноствольными «АК-100» на коленях. Семена с Есуй завели наверх, в сохранившуюся на втором этаже неразграбленную квартиру. Юса втолкнул туда здоровенный, веснушчатый, белобрысый верзила с закатанными по локоть рукавами.

— Так это и есть ваш третий? — удивленно спросил майор, выпустив колечко дыма.

— Сам пришел, — отрапортовал верзила, — подошел к БТРу и стоит, как пень. Ну, мы его за шиворот.

— Не дергался?

— Не, товарищ майор, не дергался. Как барашек.

— Оружие?

— Не-а, — верзила помотал головой.

— Что, вообще?

— Даже зажигалки нету. Деньги, паспорт, а больше ничего нету.

— Ну нету, так и ладно. Все в сборе. Или еще кто-нибудь?

Сидящий на полу со сцепленными за спиной руками Семен помотал головой:

— Ныкого, товарыш майор.

— Смотри, Сёма. Нет у меня к тебе доверия больше, совсем нет. Скурвился ты, — майор вздохнул. — Мы ж тебя предупреждали.

— Моя нэ с вами справа, — буркнул Семен. — На што ты на нас залупыуся, не розумию.

— Не с нами? А через чью границу ты идти собрался?

— Та мы ж вашым давалы. Тэбэ шо, ще трэба? Богато ты, браце, москальства прыхопыв.

— Ты, курва, щэ раз мяне «братом» пакличаш, я табе вока на дупу нацягну, багнюк лайны!

— О як кажа, подывыся ты. Нэ забув за кильки рокив.

Белобрысый верзила усмехнулся. То, как майор покраснел, было заметно даже сквозь густой загар.

— Ладно, — сказал майор примирительно, — не трепись зря. Может, эти с тобой, тоже по мове?

— А то, — Семен усмехнулся. — Пане Юзефу, мовце пану офицерову, шо мы тута шпацыроваты ехалы.

— Что, и баба тоже? Ты что, бандеровать на Памире собрался? А сало жрать своих кривоногих приучил? — Майор захохотал.

Отсмеявшись, высморкался в обрывок туалетной бумаги и сказал:

— Ладно, холера ясна, деньги деньгами, но ты ж куда прешься? Ты думаешь, я такой идиот, что в твои сказки поверю? Ты ж, курва, нам все перебиваешь. Не пизди! Чем бы там ты еще ни думал заняться, этого уж точно не упустишь.