Антон Антонов - Время войны

— Тебя командир вызывает.

— Я кому сказал — оставаться в коридоре?

— Так у меня же твой шлем. Командир вызывает!

— Я с первого раза понял. Бегом обратно в коридор.

Танкист поспешно отступил, а Игорь щелкнул клавишей на слуховом аппарате и произнес:

— Командир! Иванов говорит. Мы тут взяли пленного и освободили смертниц из расстрельной камеры. Налаживаем контакты.

«Иванов?» — удивилась про себя Лана, а потом изумилась еще больше, когда Громозека назвал сержанта Игорем.

Все получилось точно так, как она задумала. Ее спас от смерти Игорь Иванов, Игар Иваноу по-целински. И то, что это был не тот Иванов, вовсе не меняло сути дела.

Игара Иваноу везли из Дубравы в Чайкин в легковой машине, на заднем сиденье. Рядом сидели два органца и вдобавок с Игара не снимали наручников. А чтобы жизнь совсем уж не казалась медом, продолжали и по дороге орать на него в голос, пинать локтями под ребра и требовать ответа, кто из них амурский резидент — сам Иваноу или все-таки майор Никалаю.

— Как ты связывался с генералом Казариным?! — ревел с переднего сиденья подполковник Голубеу. — Через дочь?! Через дочь, я спрашиваю?!

— Не знаю! Какую дочь?! Я не знаю ничего! Я ни в чем не виноват! — продолжал запираться Иваноу.

Он, конечно, помнил девушку Лану, потому что она была первой, с кем он целовался всерьез и по-настоящему, но вот фамилию он у нее не спрашивал. Правда, еще в драке у двух монументов, игравших роль дорожных указателей, она кричала — мол у нее папа генерал, но это Игар вспомнил не сразу, а когда вспомнил, было уже поздно, потому что впереди послышалась стрельба.

Около тех самых монументов-указателей идущая впереди разведрота 13-го отдельного мотострелкового полка нарвалась на колонну пленных из Задубравской дивизии, которая как раз вышла на развилку дорог со стороны дивизионного городка.

Голые пленные численностью до полка перли по асфальту, как стадо баранов. Сопровождали их пешим ходом восемь легионеров, и в начале пути какие-то герои попытались убежать к лесу, но кончилось это нехорошо.

Бегущих посекли очередями с грузовиков, а один и вовсе шмальнул ракетами, и после объемно-зажигательного взрыва от тех, кто под него попал, не осталось даже пепла. Заодно и лес подожгли — негде будет партизанам прятаться. Но самое главное — пешие легионеры, запаниковав, открыли огонь по толпе, а особист на орбите запустил отстрел ошейников. Выстрелы под челюсть убили десятую часть заложников, а два ошейника и вовсе взорвались.

Летающие головы произвели должное впечатление на уцелевших пленных, и больше никого на подвиги не тянуло — тем более, что и лесов по пути практически не было — одни голые поля.

Но на развилке у границы двух краев случилась неприятность. Колонна вышла прямо на целинскую воинскую часть, которая следовала в южном направлении и не сразу поняла, что это такое она видит.

Легионеры опомнились первыми. Пешие кинулись под прикрытие машин, стреляя на бегу из автоматов. Через секунду ожили пулеметы на крышах кабин, а залп ракет накрыл легкие танки целинской разведроты.

Но все-таки силы были неравны. Восемь вспомогательных единиц против целого полка — не тот расклад, где можно что-то ловить.

— Уходим к Чайкину, — решил командир колонны.

Уйти по шоссе от погони эрланские грузовики могли без всякого труда, но оперативники на орбите усомнились в правильности такого решения.

— Отходить запрещаю! — последовала команда от старшего оператора 66-й фаланги. — Приказываю задержать противника до подхода помощи. Помощь будет через двадцать минут.

Тыловой эшелон обороны перешейка располагался километрах в десяти от этого места, и войска легиона уже вышли туда, так что помощь могла подоспеть и быстрее, чем за двадцать минут. Но раньше, уже минут через пять, над полем боя появилась пара самолетов.

Они с разворота шарахнули ракетами подальше от восьми зеленых точек на дисплее — машин, подающих сигнал «я свой». Так что боеголовки взорвались ближе к хвосту колонны 13-го ОМПа — прямо позади воронка, замыкавшего группу подполковника Голубеу.

Понятно, что все органцы тут же выскочили из машин. Некоторых арестованных они оставили запертыми в воронках, но Игара Иваноу вытащили наружу и под мышки уволокли в кювет.

Рядом швырнули и майора Никалаю, которого везли в следующей машине.

Следующим заходом истребители прошли на бреющем полете над авангардом полка, стрекоча из пулеметов, и положили бомбы где-то в середине колонны. А потом, выпустив оставшиеся ракеты, куда Бог пошлет, удалились в сторону Чайкина.

Теперь уже было очевидно, что командир второго батальона капитан Чиринкоу с обязанностями комполка не справляется совершенно. Полк был неуправляем.

Собственный батальон Чиринкоу открыл огонь по бегущим прямо на него голым пленным, а когда выяснилось, что это вовсе не прибывшие с моря вплавь мариманы, а простые целинские солдаты, сбежавшие от врага, батальон на несколько минут полностью потерял боеспособность. Бойцов терзала рвота и угрызения совести.

Тем, кто удержался от рвоты и угрызений, беглые в это время били морду, потому что никто не любит, когда по нему стреляют свои.

Но на этом дело не кончилось, потому что на некоторых пленных были ошейники, и они начали взрываться, отрывая головы и поражая осколками других.

Обезумев от этого всего Чиринкоу лично повел батальон в атаку и героически погиб точно посередине между монументами.

В гибели его был виноват новейший танк ТТ-55, который зафинтилил своим чудовищным снарядом прямо в южный монумент, за которым укрывались машины врага.

Все восемь грузовиков уцелели, зато взрывом накрыло атакующих целинских пехотинцев, и теперь полк остался вообще без командира.

А поскольку в танке сидел сам командир танкового батальона, этот батальон тоже остался без управления. Обезумев от содеянного (главным образом от того, что разрушил своим снарядом статую Василия Чайкина), комбат, вместо того чтобы стрелять по беззащитным грузовикам из своей огромной пушки, ринулся их давить и получил в лоб пару «зажигалок». Водителю показалось, что танк горит, и он полез через люк наружу. Ошалевший комбат высунулся наверх, чтобы его вернуть, и его срезало из пулемета.

Танков ТТ-55 у полка оставалось еще семь штук, не считая разных других, но полковой особист, неожиданно для себя оказавшийся старшим среди всех живых и свободных офицеров, приказал отводить сверхсекретные танки назад под прикрытием всей остальной бронетехники.

Особиста можно понять. Когда подполковник Голубеу арестовал комполка, начштаба и политрука, контрразведчик ждал, что его тоже арестуют. Еще бы — проворонить целую резидентуру амурской разведки у себя под носом. Но по необъяснимой прихоти судьбы Голубеу оставил особиста на свободе, но с намеком, что никаких гарантий у него нет.