Михаил Ахманов - Странник, пришедший издалека

И не потому, что за тридцать лет, начиная с момента, когда он впервые осознал себя в теле перепуганного подростка, Джамаль привык к своему роду-племени, к гортанному говору родичей и приятелей отца, нередко гостивших в их петербургской квартире, к резкой четкости грузинских лиц, к огненным зрачкам, так непохожим на блеклые глаза северян. Нет, привычка тут была ни при чем! Он просто любил свой народ и, достигнув немалого богатства, повидав и изучив назначенный ему мир (как то подобало Наблюдателю), полюбил еще больше.

Грузины были гостеприимны и щедры, горды и экспансивны; порой шумные, порой слишком воинственные, они обладали редкостным чувством достоинства и честью, еще более драгоценным даром, который уже стал забываться на перенаселенной Земле, вступившей в эру технологического развития. Возможно, они являлись в большей степени варварами, чем иные слишком рафинированные народы, но именно это и пленяло в них Джамаля. Это черноволосое темпераментное племя так отличалось от спокойных, сдержанных и предусмотрительных обитателей Телга! Не потому ли они так нравились звездному страннику? Разумеется, сам он был и оставался телгани, но необычным телгани – Наблюдателем и разведчиком, избранным из избранных; и необычное в нем с удивительной легкостью слилось с сутью и сущностью потомка воинственных картлийцев.

Не значило ли это, что и он сам был в душе таким же свободолюбивым и необузданным варваром? Рыцарем гор, улетевшим к звездам, чтобы найти волшебный меч и поразить злобного дракона?

Усмехнувшись, Джамаль покачал головой и медленно побрел к лагерю. Нет, не меч он искал, а латы – или, вернее, магическое заклятье, способное отпугнуть демонов зла. Предусмотрительный Телг не нападал, лишь оборонялся, и панцирь для телгани был привычней клинка.

Грузины решили бы эту проблему иначе, подумал он и тихо прошептал:

– Встаньте, воины в доспехах, позабудьте о покое, вам сраженье будет пиром, вам наградой станет смерть…

Если не считать смерти, все остальное вполне подходило для грузин.

Прошла ночь, промелькнули день и другая ночь. За страной озер и речек открылись иные земли, тоже равнинные, но граничившие на юге с холмистой местностью, переходившей в предгорья. Отрог самого величественного из пиков вытягивался далеко в степь, истончался, превращаясь в монолитную каменную стену, и взмывал вверх гигантской башней розово-серого гранита. Эта огромная скала царила над степью, но разглядеть вершину, словно бы изрезанную крепостными зубцами, еще не удавалось; до подножия ее было километров тридцать, полдня пути.

Постепенно дикая степь начала уступать место обработанным участкам и лугам, где паслись кони всех мыслимых мастей, а также стада дойных антилоп и коз. Однако поля – в земном смысле этого слова – не попадались; лишь фруктовые рощи и плантации различных кустарников, иногда похожих на виноградную лозу, иногда – на разросшиеся до гигантских размеров колючие кусты крыжовника. На них, впрочем, висели не грозди ягод, а длинные белые початки, напоминавшие маис, – но тоже огромной величины, не меньше полуметра.

Однако ни Джамаль, ни его компаньон не слишком приглядывались к этим сельскохозяйственным чудесам. Быть может, в другое время и при иных обстоятельствах путники оценили бы виды и запахи этого земного рая – и прямые каналы, отходившие от рек и озер, и аккуратные поселки с длинными, сложенными из камня домами под черепичными крышами, и сторожевые башни пятнадцатиметровой высоты, с обязательными конюшнями внизу и ухоженными двориками, и рыбные пруды, и давильни, в которых жали масло и приготовляли вино, и ровную, мощенную камнем дорогу, по которой взад и вперед сновали повозки и всадницы в легких туниках или блестящих доспехах. Да, при других обстоятельствах все это вызвало бы удивление, восторг и даже ностальгию – ибо, если не считать равнинной местности, открывшаяся перед Джамалем цветущая страна напоминала грузинские пейзажи.

Но главным являлась вовсе не разница между амм-хамматской равниной и склонами Кавказских гор; главным были люди. Или нелюди – как посмотреть. Люди, впрочем, тоже встречались – повозками правили крепкие женщины-возницы, а иногда и немногочисленные мужчины; женщины суетились у рыбных садков и давилен; женщины в развевающихся плащах и блестящих шлемах мчались по дороге и несли караул у башен; женщины, пешие и на конях, виднелись у каждой плантации и рощи, присматривая за работниками. Вот с работниками был непорядок.

Выехав вперед и буркнув Рирде ап'Хенан: «Хочу посмотреть!» – Джамаль натянул поводья и остановился у ровных шеренг какого-то неведомого кустарника, покрытого желтыми ягодами величиной со сливу. Вероятно, то было масличное растение; ягоды собирали не в корзины, а в бронзовые котлы, где они лопались и растекались под собственной тяжестью, извергая мутный тягучий сок. Нагие люди – в основном мужчины – медленно и тщательно обирали каждый куст; за ними двигались другие, уже не с котлами, а с мотыгами, и окапывали растения – столь же медленно, тщательно, неторопливо. У обочины стояла повозка – там под присмотром пожилой женщины в синем просторном хитоне пять темнокожих парней грузили запечатанные глиняные амфоры. Сосуды эти показались Джамалю огромными, в рост человека, но голыши справлялись с ними без труда, хоть никто из них и не выглядел силачом.

И грузчики, и сборщики работали словно автоматы; мерно сгибались руки, босые ноги месили влажную землю, полураскрытые губы втягивали и выдыхали воздух, спины склонялись и выпрямлялись, пальцы сжимали рукояти мотыг или ручки амфор и котлов. Выглядели эти труженики по-разному, но независимо от цвета кожи волос или глаз, имелось в них нечто общее – и подмеченный Джамалем неторопливый ритм движений, и остановившиеся, застывшие, будто во сне наяву, зрачки, и струйки слюны, стекавшей из раззявленных ртов.

Он оглянулся. Амазонки взирали на эту картину с равнодушием, Скиф – со смесью отвращения и любопытства, Сайри – с неприкрытым ужасом. Что касается белых зверей, то те расселись неподалеку и, вывалив шершавые языки, негромко порыкивали, словно ведя беседу. Сборщики желтых плодов явно не вызывали у них интереса.

– Сену, – пробормотал Скиф, – сену… Вот они какие! Похожи на ублюдков, о которых Пал Нилыч говорил. Только у тех были не плошки да кетмени, а разрядники.

– Похожи, – согласился Джамаль. – Знаешь, дорогой, пока я лежал в вашем изоляторе, нагляделся на сопалатников. Лица такие же, да… Но те пальцем не шевелили и отходили к праотцам, а эти… Эти, гляди-ка, работают!

– Разные стадии поражения, и результат разный, – мрачно заметил Скиф. – Видел я одного, из Пал Нилычевых приятелей, так тот и говорить мог… Но потом все равно попал в койку. Рядом с тобой лежал… Темноволосый такой, кудрявый, и глаза черные… Не помнишь?