Михаил Ахманов - Странник, пришедший издалека

Что-то изменилось. Что именно, он не знал, и это тревожило его: впервые он мог констатировать лишь следствие, но не причину. Это казалось странным, ибо до сих пор он, Повелитель Сновидений, умел чувствовать любое движение путников, бродивших в тех мирах, что порождались их фантазией и его искусством. Он ощущал это как колебание струн Вселенской Арфы, как плавное скольжение огоньков, как некую мелодию из двух, трех или большего числа нот – смотря по тому, сколько сновидцев было отправлено в путешествие. Мелодия всегда оставалась постоянной, но струны подрагивали, то упруго натягиваясь, то ослабевая, и огоньки, обозначавшие людей, перемещались в пестром клубке предначертанного им мира. Но их блеск, цвет и сияние были столь же постоянными, как звуки, которые он улавливал днем и ночью, во время бодрствования и в период сна. Лишь два фактора могли повлиять на эти световые маяки, мерцавшие в его подсознании. Первым был знак тревоги, пароль, кодовое слово, названное инструктором; тогда один из огоньков вспыхивал, разгорался, сигнализируя об опасности, а струны арфы напрягались, готовые подчиниться его воле. Он успевал всегда; достаточно было потянуть за нужные нити, как странники, со всем их снаряжением, переносились из Мира Снов в Реальность. Вероятно, этот процесс совсем не занимал времени; он прикасался к струнам – разумеется, мысленно, – чувствовал всплеск серой мглы, которым отзывалось на его усилие То Место, и в следующее мгновение сновидцы оказывались под силовым коконом, в надежном мире Земли, в креслах, откуда они начали свой путь.

Была еще одна причина, способная влиять на яркость огоньков и натяжение струн. Они могли погаснуть, а нити – оборваться, что означало катастрофу, которую он не успел предотвратить. Подобного эффекта он не наблюдал ни разу, но догадывался, что погасшие огни и смолкнувшая мелодия означали бы гибель путников. Собственно говоря, он был в этом уверен, хотя восприятие случившегося являлось чисто субъективным и настолько личным, что он не сумел бы описать его словами. Впрочем, все, что он чувствовал и видел, было субъективным: и представление о Вселенной как о гигантской арфе с разноцветными струнами, и пестрые клубки миров, которые он находил, повинуясь фантазиям путников, и огоньки, мелодии, запахи и звуки, десятки других ощущений, непередаваемых и странных, но позволявших ему безошибочно ориентироваться в сложном вселенском лабиринте-в той картине Мироздания, которую сам он временами считал сном, фантомом, калейдоскопом ярких миражей, не имевших отношения к реальности.

Однако в реальности или во сне он должен был объяснить случившееся – если не встревоженному обсидиану, так себе самому. Он искал объяснение странной аномалии и не находил его; вновь и вновь он прикасался мыслью к двум огонькам, мерцавшим в радужном клубке Амм Хаммата, исследовал натяжение соединявших с ними струн, прислушивался к их слитной мелодии – мерным ударам колокола на фоне долгой протяжной ноты, подобной звуку горна, отпевающего вечернюю зарю. Звуки и тактильные ощущения, связанные с двумя путниками, чувство теплой шероховатости и прохладной стеклянистой гладкости оставались прежними, но их огоньки потускнели.

Или это ему только казалось?

Он обратился к другому пестрому клубку, к Фрир Шардису – с известным напряжением, которого требовало сканирование двух миров сразу. Огонек, мерцавший там, был неизменен; темно-оранжевый, он ассоциировался с неприятным цветом ржавчины или плохо обожженной глины, чему не приходилось удивляться: женщина, гостившая в Шардисе, была рыжей и не вызывала у него ни малейших симпатий. Вернее, интереса; симпатий он не испытывал ни к кому, за исключением обсидиана и двух-трех его помощников.

Впрочем, рыжая шардисская клиентка могла принести сейчас пользу – разумеется, не сама по себе, а в качестве контрольного образца. Он выделил ее ноту, тонкий писк скрипичной струны; потом ощутил маслянистую скользкость, внутренний жар, сладковатый запах тления, вкус переспелой дыни. Наконец, сравнил блеск огоньков.

Темно-оранжевый горел, как полагалось, ровным и ярким светом, свидетельствуя, что у рыжей все в порядке. Но стоило ли ожидать иного? Фрир Шардис был миром безопасности и спокойствия, где путнику-клиенту ничто не угрожало, кроме скуки – да и в том лишь случае, если он оказывался без денег. Но сей вопрос его не интересовал; деньги, как, впрочем, и претензии клиентов, оставались на совести обсидиана.

Он присмотрелся к амм-хамматским огонькам, сравнивая их яркость и блеск с горевшей в клубке Фрир Шардиса темно-оранжевой искрой. Нет, он не ошибся, не пал жертвой иллюзии! Огни странников, пребывавших сейчас в Амм Хаммате, потускнели: фиолетовый аметист казался почти черным, цвет алого рубина стал багрово-красным, словно камень разглядывали сквозь матовое стекло.

Последняя ассоциация заставила его вздрогнуть.

Матовое стекло! Или экран, ослабивший его восприятие – по крайней мере отчасти в том, что касалось цветовых оттенков, яркости и блеска.

Конечно, это тоже было субъективным ощущением, однако мысль об экране не оставляла его. Он вновь и вновь возвращался к этой идее, пытаясь прощупать незримый барьер, понять его природу и причину.

Какой-нибудь прибор или препарат? Случалось, в Мире Снов находили и то, и другое – не только находили, но и забирали с собой, превращая в реальность в земном измерении. Ему приходилось слышать о странном аппарате связи, Решетке, доставленной из Эгонды; о фрир-шардисских Стражах, миниатюрных идентификаторах личности; о зайримских серебряных кольцах и звенящих угольно-черных кристаллах Ронтара, коим специалисты Системы пока что не нашли применения. С одной из таких находок он был хорошо знаком – бетламин, обнаруженный в Шшане, мире крылатых гипнофедингов, позволял снимать усталость и две-три ночи обходиться без сна. Он пользовался бетламином уже несколько месяцев без всяких неприятных последствий, хотя случалось, что у других сей препарат вызывал кошмарные видения.

Предположим, размышлял он, амм-хамматские странники нашли некое устройство… Нет, не устройство; вряд ли аборигены столь архаичного и дикого мира, нелепого сна об амазонках и городах с каменными башнями, способны создать нечто сложное, подобное Стражу или Решетке. Значит, препарат, какое-то снадобье, воздействующее на психику… Предположим, они нашли его и оказались столь легкомысленными, что рискнули провести испытание на себе… И вот – результаты! Матовый экран, ментальный барьер, тускнеющие огни! Счастье, что он все же способен их различить; в противном случае оба путника застряли бы навсегда в пестром клубке Амм Хаммата!