Евгений Гуляковский - Повелительница снов

На широкой скамье, рядом с орудиями пыток, лежала голова покойника, доставленная сюда в качестве вещественного доказательства.

Поскольку императора больше всего интересовало, для чего Намо понадобилась эта голова, судебный пристав, проявляя максимальное рвение в присутствии его высочества, уделял все свое внимание именно этому вопросу и уже не раз порывался приступить к пыткам, поскольку ответы Намо казались ему обычными увертками. И только брезгливый отрицательный жест Евлампия заставлял пристава воздерживаться от радикальных методов. Намо отлично понимал, что его уже ничто не спасет. Именно поэтому объяснения «ученого» о сложных медицинских опытах, для которых ему понадобилась человеческая голова, выглядели неубедительно.

В конце концов Евлампию надоело ждать, и, властным жестом отослав прочь палача и дознавателя, он остался один на один с привязанным к дыбе заключенным.

— Я знаю, для чего тебе понадобилась голова. Как я понимаю, ты решился наконец приступить к опытам по оживлению покойников.

Услышав это обвинение, Намо задрожал от ужаса, поскольку вызов дьявола по сравнению с этим преступлением выглядел детской забавой. Между тем император, вперив в Намо суровый взгляд и истолковав его трепет как подтверждение своих слов, продолжал:

— Тебя должны казнить за это. Но отец перед смертью дал мне одно очень ценное наставление: любое начатое дело должно быть доведено до конца. Поэтому я решил дать тебе шанс и не прерывать пока твою никчемную жизнь. Больше того, если твой опыт увенчается успехом, я тебя помилую.

Намо не верил собственным ушам. Древний свиток, описывающий процедуру оживления, действительно существовал, но кара, которая должна была за этим последовать для того, кто осмелится проникнуть в темные глубины смерти, была столь ужасающа, что никто из ученых не решался преступить эту страшную черту, и вот теперь сам император…

Взглянув еще раз на стол с орудиями пыток, Намо понял, что муки, угрожающие ему прямо сейчас, могут оказаться намного страшнее неопределенной кары за попытку оживить покойника.

И даже если древний свиток солгал и опыт не увенчается успехом, это даст ему хоть какую-то отсрочку от немедленной мучительной смерти.

— Я сам буду присутствовать при твоих опытах, — добавил император. — Ну как, ты согласен?

Сил у Намо нашлось лишь на то, чтобы молча кивнуть и пролепетать, что ему могут потребоваться для ритуала различные предметы.

— Тебе помогут их приобрести. Начинай подготовку сегодня же и сообщи мне, как только все будет готово. Я приставлю к тебе специального человека. Он будет даже спать вместе с тобой, не надейся меня обмануть.

— Я и не думал, Великий! Но я должен знать уже сейчас, кого именно придется мне оживлять.

— Лорда Кренга.

— Разве он умер?

— Нет. Но вскоре умрет. Ты сам определишь день, когда это должно произойти.

Оставшись один и придя немного в себя после пережитого ужаса, Намо задумался над тем, для чего императору понадобилось превращать в покойника человека, которого он затем собирается оживить. Объяснение здесь могло быть лишь одно: императору необходимо узнать от Кренга нечто настолько важное и тайное, чего не могли бы вырвать из этого человека никакие пытки. Зомби не умеют лгать. Но, если эта догадка верна, он, Намо, также станет обладателем этой страшной тайны, и его шансы на жизнь уменьшатся настолько, что об этом лучше не думать. Чтобы хоть ненадолго забыть о своей печальной участи, Намо весь отдался работе, и вскоре все было готово к страшному эксперименту.

Воля императора должна была воплотиться в действии, одна мысль о котором заставляла шевелиться волосы на голове «ученого».

Сверив дату с астрологическими таблицами, Намо определил, что ритуал должен состояться в полночь с четверга на пятницу, тринадцатого Урожана, и откладывать это событие дальше было уже невозможно, поскольку после этого дня шли целых пять неблагоприятных лет.

Оставалось сообщить императору день, когда должен был умереть один из его приближенных. Яд в этом случае не годился. Он мог испортить тело покойника и сделать его непригодным для оживления.

Намо не знал, кто из убийц императора умертвит Кренга, его это не касалось. Лорд Кренг умрет от ножа в назначенный день — это все, что ему следовало знать. У него хватало собственных хлопот и проблем.

Прежде всего — пентаграмма. Малейшая ошибка в ее сложном рисунке могла привести к неудаче, и Намо чертил и перечерчивал ее раз десять, пока не убедился в полном соответствии начертанного со старинным пергаментом.

По углам трехметровой пентаграммы, занимавшей большую часть пола в тайной комнате его башни, он установил жаровни с магическими порошками, а внутри самой пентаграммы — черные свечи, сделанные из сала морского дьявола. Кроме всего этого, требовалась очень сложная конструкция, изготовленная по его заказу и установленная на крыше башни. От нее к столу, поставленному в центре пентаграммы, шло множество проводов со специальными зажимами, которые Намо собирался укрепить на теле покойного. Небесный огонь играл в ритуале самую важную роль, и Намо молил бога о том, чтобы тот послал в эту ночь грозу. Впрочем, он не ограничился одними молитвами и обратился к придворным колдунам. Любая его просьба исполнялась теперь мгновенно, и специальный человек, приставленный к нему императором, ходил за ним по пятам словно тень.

Ритуал требовал множества заклинаний и пассов, к исполнению которых Намо собирался приступить, как только часы на башне пробьют полночь.

В одиннадцать ему доставили тело только что погибшего лорда Кренга. Такие вещи совершались в империи Евлампия четко и точно по расписанию. В одиннадцать тридцать, когда все уже было готово к началу, пожаловал сам император.

Через десять минут после его прибытия над Захраном разразилась гроза такой страшной силы, что от удара молнии пострадало восточное крыло дворца и погибли несколько человек. Но все это не имело ни малейшего значения, поскольку опыт Намо, неожиданно для него самого, увенчался успехом, правда, результат получился не совсем тот, какого он ожидал, и совсем не тот, которого ожидал император.

После первого же удара молнии тело лорда Кренга, опутанное проводами, соединенными с «ловушками небесного огня», установленными на крыше, стало корчиться и извиваться. Присутствующие вместе с императором его ближайшие советники в ужасе попятились к дверям, лишь на лице самого императора не дрогнул ни один мускул.

Намо, воздев руки, выкрикивал заклинания, пытаясь перекричать раскаты грома. После второго удара молнии провода, идущие к столу, на котором лежало тело покойного, начали светиться, и это свечение продолжалось даже после того, как разряд прошел через них к заземлению, устроенному в подвале башни точно так, как это рекомендовал древний свиток.