Александр Романовский - Высшая лига убийц

В громе выстрелов он не расслышал, как прибыла кабина и как — с красивым звоном — разъехались створки, выпуская новую партию молодчиков. Это были «скафандры». Наверняка они, хотя Блэйз не успел никого рассмотреть. Их было больше, чем Иных, пребывавших на грани рвоты и беспамятства, а теперь и вовсе отправившихся в свои этнические парадизы.

В дверях повторно возник до боли знакомый силуэт. Голограмма повернулась, подмигнула, отчего у Троупа побежали мурашки по коже, и выскочила в коридор. Зашипели лазеры. Голограмма имитировала ранение в руку (кровь правдоподобно хлестнула иллюзорными каплями) и побежала дальше.

«Скафандры» затопали следом.

Улыбка Громобоя завяла быстрее, чем роза в доменной печи. Что-то не так. Еще до того, как пираты пробежали мимо, он знал, что их... всего двое. Остальные не спешили. Раскусили?.. Или уже знали, что беготня за стрелком, выскакивающим невесть откуда, ни к чему хорошему не приводила...

Блэйз распинал себя, на чем Вселенная стоит. Он даже не трудился высовываться, чтобы подстрелить тех двоих. Слушал, как остальные подбираются к каюте. Магнитные подошвы тихо брякали об пол. Клац, клац, клац...

Голограмма появилась вновь, и ее тут же прошили сразу несколько лучей. Лже-Троуп упал, имитируя агонию. Сомнительно, что ему поверили.

«МИЛЫЙ, ЧТО ДЕЛАТЬ?» — мигало на дисплее. Эти слова граничили с паникой.

Громобой понятия не имел, что делать. Знал только, что это худший момент с начала абордажа. Флибустьеры готовы ко всему, и на мякине их уже не проведешь. Бросаться в атаку было сродни самоубийству. Стрелок в точности знал, что случится, голодублер продемонстрировал это более чем убедительно.

Поэтому Блэйз не придумал ничего лучшего, кроме как... забраться под койку. Этим он выиграет пару секунд. И потом металлический каркас защищал сам по себе... Во что, конечно, с трудом верилось и самому Троупу.

Он выпрямил руки и стиснул зубы, готовясь продать жизнь подороже (гадая в уме, как же так вышло? — преследовал Януса, подрядился на танкер в качестве внештатного охранника, и вот...), когда в коридоре воцарился сущий хаос. Корсары кричали. Не от радости или торжества, что удалось загнать в ловушку лютого врага, а... погибая. В этих криках слышались ужас и боль. Раздавались глухие удары. А еще — хлесткие, влажные хлопки, какие могли получиться, если разрубить сочную дыню твердым предметом.

Громобой догадывался, ЧТО это было. Он взглянул из-под койки на экран, но не разобрал ровным счетом ничего: палуба превратилась в какофонию действий — умертвленные, умирающие и живые смешались, образовав многослойный пирог, насквозь пропитанный кровью. Руки, ноги, головы... Разодранные скафандры, разодранные хозяева скафандров. В эпицентре же этого безумия двигался силуэт, смазанный скоростью собственного перемещения.

Несмотря па жуткую притягательность картины, Блэйз усилием воли заставил себя включиться в события. Сперва выглянул, а затем и перекатился из-под койки на спину. Пистолеты разразились огнем, пулями и пороховым дымом. Двое грабителей, оказавшиеся вблизи от проема, рухнули замертво.

Сощурив слезящиеся глаза, охотник едва не пальнул в силуэт, пронесшийся мимо. Впрочем, вряд ли бы он попал в цель, даже с учетом длительной практики.

Троуп вскочил на ноги и выбежал в коридор как раз вовремя, чтобы застать незабываемую сцену: Вулф, прыгнув под самый потолок, рухнул оттуда на пиратов. Те пытались оказать сопротивление, но это было равносильно борьбе с пятнадцатиметровой океанской волной. Она смяла их и накрыла с головой, безжалостно подавив тщетные потуги. Громобой никогда не видел метаморфа в бою и, как он понял, лучше бы не увидел вовсе.

Волк расправлялся с вооруженными «скафандрами» походя, словно занимался повседневной домашней работой. Он был вооружен лишь клыками и лапами. Поэзия убийства в чистом, неразбавленном состоянии. Ее строки выводились кровью, страхом и болью. А за каждой строкой стояла чья-то смерть. Вулф творил свой шедевр сосредоточенно и деловито. Все его движения были связаны в смертоносную сеть, каковую он накинул на жертвы еще до того, как вступил в схватку. Удар, захват, уклон, удар... Все происходило настолько слаженно и быстро, что у Блэйза рябило в глазах. У налетчиков не было ни единого шанса. Слепой телепат убивал, не нуждаясь в глазах.

Пару мгновений Троуп был заворожен ужасным действом. Но, придя в себя, двинулся вперед. Глядя на постановку «Бойни №5» (театр одного актера), он отнюдь не испытывал уверенности в целесообразности собственной помощи. Метаморф и сам справлялся. Кроме того, он передвигался настолько стремительно, что Громобой опасался задеть и его. Получилось бы глупо.

Через несколько шагов он наткнулся на корсара, который оставался в сознании. Большая рана в левом боку кровоточила, скафандр был разодран так же небрежно, как кожа и кости: без сомнений, когтистая лапа не удосужилась сделать различий. Из-под забрала доносился сдавленный хрип. Парень попытался поднять бластер, но Блэйз выбил оружие ударом ноги. Он действовал интуитивно, решив подарить страдальцу несколько мгновений жизни и сэкономить патрон, хотя выстрелить успел бы до того, как ботинок поднялся для удара.

Всему свое время.

Некоторое содействие стрелок все же Волку оказал, причем дважды: послал две пули в тех, кто был отброшен Вулфом, но пока не получил серьезных повреждений. Забрала лопнули, как и до этого, центр каждого зеркала покрылся вязью трещин. Не успело эхо выстрелов пронестись по коридору из одного конца в другой, как все было кончено. Метаморф выпрямился и небрежно стряхнул кровь с когтей. В этих движениях сквозило нечто большее, чем отвращение или гигиена. Привычка. Он стряхивал кровь далеко не впервые в жизни, и над этим обстоятельством следовало поразмыслить.

Обернувшись, Волк посмотрел на охотника (странное чувство, когда речь идет о слепых существах) и... улыбнулся. Клыки покрывала красная пленка.

Троуп отвернулся.

Пол усеивали трупы. В нелепых позах, ничком, разбросав в стороны конечности, привалившись к стенам. Тут и там успели образоваться темно-красные, почти черные лужи. Самые разнообразные раны, объединенные одной общей чертой — они были смертельны. Вырванные трахеи, пробитые глазницы, сонные артерии, прокушенные крепкими клыками... Это казалось дурным сном. А отчасти напоминало то кошмарное видение, что показал Громобою «виновник торжества». Через трупы приходилось буквально переступать.

Убрав пистолеты, Блэйз попытался собраться. Еще не конец. Ах, да. Герой. Один из полка.

Троуп подошел к сопящему забралу. Пират едва дышал. На два-три вопроса, впрочем, его хватит. Громобой присел и потянулся к забралу, но рука его дрогнула. Из шлема выглядывал... он сам. Стрелок был искренне потрясен, как его собственное лицо далеко сейчас от привычного состояния. От того образа, который Блэйз привык отождествлять с самим собой, К увиденному Троуп оказался не готов. Менее всего он рассчитывал увидеть ЭТО. Его застали врасплох, и не было возможности ни подготовиться, ни оправдаться. Собственное отражение бросили, будто гранату, прямо в душу.