Вольфганг Хольбайн - Враг рода человеческого

— Держитесь покрепче. Я вынужден буду вести машину на предельной скорости. Возможно, нас преследуют.

Бреннер машинально повиновался ему, впрочем, как и Йоханнес и даже — к изумлению Бреннера — Салид, хотя последний сделал это не сразу. Все трое устроились на узкой жесткой скамье, стоявшей у правой стены фургона. У противоположного борта стоял массивный металлический стол с электронной аппаратурой — здесь были магнитофоны, мониторы, микрофоны и другие приборы.

Незнакомец тем временем сел за руль и включил зажигание. Двигатель завелся только с третьей или четвертой попытки, он гудел очень натужно, особенно когда водитель нажимал на газ. Бреннер решил, что был прав, предположив, что их водитель довольно неопытен: машина тронулась с места рывком, так что он и Йоханнес чуть не упали со скамьи. Салид держался крепче, но и он закатил глаза, положил свой автомат на пол и, пригнувшись, двинулся к водительскому креслу, расставив руки, чтобы сохранить равновесие.

— Может быть, будет лучше, если за руль сяду я? — предложил он водителю.

— Может быть, — ответил человек за рулем, не двинувшись с места.

Он не убирал ноги с педали газа, прибавив скорость. Двигатель протестующе взревел, и фургон, раскачиваясь из стороны в сторону, сделал такой резкий поворот, что Салид поспешно ухватился за спинку переднего пассажирского кресла.

— Вы должны были переключить на первую скорость, — сказал он, — иначе двигатель может выйти из строя, кроме того, мы привлекаем к себе слишком много внимания, разъезжая по городу с таким шумом.

Водитель сделал то, что ему посоветовал Салид.

— Вы не очень опытный водитель, да? — спросил Салид.

— У меня даже нет водительских прав, — признался незнакомец. — Но несмотря на это, за рулем останусь я. Так будет лучше на тот случай, если нас остановят.

Говоря это, он взглянул снизу вверх на Салида, и Бреннер впервые смог разглядеть лицо незнакомца, хотя и при неверном зеленоватом свете, который отбрасывали приборы со щитка. Бреннер испугался, он был поражен до глубины души. Лицо незнакомца тоже покрыто пятнами запекшейся крови. В его левой щеке зияла огромная, продолжавшая кровоточить рана, а участки кожи, видневшиеся между пятен и ссадин, были мертвенно бледны. Бреннер поспешно отвел глаза в сторону. Он не хотел знать тайну этого человека. Он даже не хотел знать причину того, почему незнакомец помог им.

Салид тоже помолчал несколько секунд после того, как увидел лицо незнакомца. А когда он снова заговорил, его голос слегка дрожал, и Бреннер заметил, что палестинец судорожно вцепился пальцами в спинку кресла.

— Куда мы направляемся? — спросил он.

— В монастырь, — ответил незнакомец.

Грохот взрыва давно уже смолк, а оконное стекло все еще продолжало дрожать под пальцами Кеннели, и в его ушах все еще стоял звон. Это взорвался вертолет, превратившись в столб огня, как только рухнул на землю. Кеннели казалось, что он ощущает жар раскаленного пламени, полыхнувшего за бетонной оградой на противоположной стороне улицы. Чувство было таким реальным и сильным, что у Кеннели заболели ладони, которые он прижимал к оконному стеклу. Но он был не в состоянии убрать их. Он, казалось, вообще был неспособен сейчас что-нибудь делать. Мысли Кеннели путались. Его охватил ужас. На этот раз он отчетливо видел все, что произошло, и не мог отрицать очевидного. Темнота на его глазах вдруг ожила и скинула вертолет на землю, точно так же, как до этого смела его людей с улицы. Это она убила агентов, посланных им в гостиницу. Но его люди знали, на что шли. Они осознавали смертельный риск, хотя и не понимали, какому именно противнику они противостоят. Однако у них не было сомнения, что враг смертельно опасен, коварен и необычайно силен. В конце концов, не имело никакого значения, убил ли их палестинский террорист или некая мистическая сила.

Но пилоты, управляющие вертолетом, совершенно ни о чем не догадывались. Они были полностью уверены в непобедимой мощи своей боевой машины и даже не предполагали того, что их ожидает. Если бы они знали, что именно делают, то бы не стали выполнять приказ Кеннели, а, пожалуй, взяли бы его под прицел своего грозного оружия, как тех трех беглецов на улице. Кеннели обманул пилотов. Он послал их на верную смерть. С таким же успехом он мог бы достать свой пистолет и расстрелять их в упор.

Странно, но до этого случая Кеннели никогда не задумывался о тех людях, которым он отдавал приказы и которых заведомо посылал на верную смерть. Как и многие его коллеги, Кеннели давно уже превратился в законченного циника, для которого человеческая жизнь не имела особой ценности, так что ею можно было располагать по своему усмотрению. Конечно, в каждого человека были вложены деньги, истраченные на его образование, экипировку и различные нужды, многие из которых Кеннели расценивал как человеческие слабости. И вот впервые в своей жизни Кеннели почувствовал, что преступил какую-то черту, обременив свою совесть виной в смерти двух пилотов. Он ощущал неимоверную тяжесть этого бремени, с которым, казалось, вряд ли сможет справиться.

Что происходило с ним? Почему ему в голову лезли подобные мысли? Кеннели на мгновение закрыл глаза и прижался лбом к прохладному стеклу. В его голове бушевал настоящий хаос из незнакомых мыслей, пугающих ощущений и образов, которые казались невыносимыми. Но от них нельзя было избавиться, просто закрыв глаза. Неужели он постепенно сходил с ума?

“Нет. Ты просто научился по-настоящему видеть”.

Кеннели не услышал этот голос, а внутренне воспринял его, эти слова возникли у него в мозгу посреди вихря противоречивых эмоций и образов. В этих словах он ощущал что-то бесконечно чуждое себе и в то же время родное и близкое — и это больше всего пугало его. Кеннели снова открыл глаза. Он сделал это невольно, как будто по чьей-то команде.

Теперь у него было совершенно явственное чувство, что он не один в этом коридоре. Он знал, что за его спиной кто-то стоит. Кеннели увидел тень, отражающуюся на оконном стекле, освещенном всполохами яркого пламени. Очертания были смутными, но Кеннели сразу же понял, кто это.

— Чего ты хочешь? — простонал он. — Уходи Оставь меня в покое! Уходи!

Силуэт Смита начал приближаться, и теперь его отражение на стекле стало более отчетливым. Но этого не могло быть! Кеннели больше не мог вынести охватившего его ужаса. Он резко обернулся к Смиту, направив на него дуло своего пистолета. Неважно, каким образом Смиту удалось перехитрить смерть и в кого он превратился — в зомби или в мифического демона, — Кеннели может по крайней мере попробовать его…

Но Кеннели так и не сумел додумать эту мысль и выполнить свое намерение