Мэтью Стовер - Эпизод III: Месть ситхов

Тот, у которого был поврежден фоторецептор, направил свой «посох» на джедаев, и силовое поле исчезло.

— Он сказал: сдать оружие, джедаи!

Этот определенно не подвергался перепрограммированию.

Анакин негромко произнес:

— Я видел отчеты разведки и думаю, что он из личных телохранителей Гривуса. Прототипы, построенные по его разработке, — он перевел взгляд с Оби-Вана на Палпатина и снова попятился, — чтобы сражаться с джедаями.

— О! — заявил Кеноби. — При сложившихся обстоятельствах, полагаю, нам необходим запасной план.

— Предложение канцлера мне нравится все больше и больше.

Кеноби задумчиво кивнул.

Когда магистр повернулся к дроиду-телохранителю, чтобы отдать ему меч, Анакин наклонился к уху Верховного канцлера и шепнул:

— В конце концов вышло по-вашему. Палпатин ответил с легкой, почти нечитаемой улыбкой:

— Со мной такое часто случается.

Пока супердроиды шли к ним с наручниками для людей и блоком-заглушкой для Р2-Д2, Кеноби хмуро оглянулся через плечо.

— Анакин, — спросил он с терпеливым негромким спокойствием, которое любой истерзанный шумным чадом родитель распознал бы с первого взгляда. — А где твой меч?

Скайуокер повесил голову.

— Я его не терял, если вы об этом думаете… Не такая уж и ложь, между прочим.

— Нет?

— Не-а.

— Тогда где он?

— А можно мы об этом после поговорим?

— Без меча может не оказаться никакою «после».

— Вот лекций не надо, ладно? Сколько раз мы об этом уже говорили?

— Очевидно, на один раз меньше, чем нужно. Анакин вздохнул. Каким-то образом Оби-Вану удавалось делать так, что он чувствует себя девятилетним. Скайуокер угрюмо кивнул на одного из телохранителей.

— У него.

— У него. И каким же образом он его раздобыл?

— Не хочу говорить об этом.

— Анакин…

— Ваш меч, между прочим, тоже у него!

— Это другое…

— Оружие — твоя жизнь, Оби-Ван! Ты должен беречь его, — процитировал Анакин.

Получилось довольно похоже, так как Палпатин негромко фыркнул.

— Может, — сказал Кеноби, пока дроиды надевали на них наручники и выводили из коридора, — мы об этом после поговорим.

— Без меча может не оказаться никакого «после», — с невинным видом отозвался Скайуокер.

— Ладно-ладно, — сдался магистр с виноватой улыбкой. — Ты победил.

Анакин ухмыльнулся.

— Прошу прощения? Что вы сказали? Можно чуть громче?

Он не мог вспомнить, когда в последний раз выигрывал спор с Оби-Ваном.

— Злорадствовать не слишком пристойно для джедая, Анакин.

— Я не злорадствую, учитель, — Скайуокер покосился на канцлера. — Я просто… наслаждаюсь моментом.

Вот каково на данный момент чувствовать себя Анакином Скайуокером.

Верховный канцлер окидывает тебя взглядом с намеком на улыбку и едва заметно, но одобрительно кивает, и для тебя эти крошечные дружеские искры, в которых нет ничего особенного, приносят тепло и облегчение и прогоняют ужас, который драконьей хваткой сжимает сердце.

Забудь, что ты пойман. И ты, и Оби-Ван уже попадали в плен раньше. Забудь о неисправном корабле, забудь о дроидах, убивающих джедаев, ты встречал и худшее. Забудь о генерале Гривусе. Что он по сравнению с Дуку? Он даже не умеет направлять Силу.

А здесь и сейчас ты идешь между двумя лучшими друзьями твоей жизни, а спину тебе прикрывает друг-дроид.

Ты идешь победить в Войне клонов.

То, что ты совершил, — то, что произошло в генеральских апартаментах и, что гораздо важнее, почему это произошло, — все сгорит в атмосфере Корусканта вместе с обезглавленным телом Дуку. Это уже как будто случилось с кем-то другим, словно ты был кем-то другим, пока дрался с графом. И именно тот, другой, человек с реактором вместо сердца и разумом, холодным, как поверхность мертвой звезды, отражался в открытых невидящих глазах Дуку.

И ко времени, когда то, что осталось от башни, ударится о корку города толщиной в километры — поверхность Корусканта, — те мертвые глаза сгорят без остатка и дракон сгорит вместе с ними.

А ты впервые за всю свою жизнь станешь по-настоящему свободным.

Вот каково чувствовать себя Анакином Скайуокером.

На данный момент.

А вот Оби-Ван на свету. Когда его вталкивают на мостик вместе с Анакином и канцлером Палпатином, ему нет необходимости озираться по сторонам, оглядываться на ряды пультов, за которыми суетятся пугливые неймодианцы. Ему не приходится поворачивать голову, чтобы пересчитать дройдеков и супердроидов, или оценивать позицию, которую заняли роботы-телохранители. Он не заботится поднимать голову, чтобы встретиться взглядом с холодными желтыми глазами, которые следят за ним сквозь прорези маски-черепа из армопласта. Ему даже не нужно тянуться к Великой силе. Великая сила уже течет сквозь него. Захлестывает его, плещется вокруг, как будто он окунается в кристально-чистый водопад, затерянный в далеких зеленых закоулках влажной сельвы. Когда он открывается искрящемуся потоку, тот течет сквозь него без малейшего вмешательства воли и желания. Та часть матрицы, которая называет себя Оби-Ваном Кеноби, не более чем легкая рябь, маленький водоворот в бездонном омуте.

Присутствуют и другие фрагменты; здесь нет ничего, что не было бы его частью, он — царапины на боках Р2-Д2 и оборванный подол одежд канцлера, паутинка трещин на транспаристиловои панели и огромные космические корабли, что до сих пор ведут бой по ту сторону иллюминатора.

Потому что все это — часть Великой силы.

Облако, которое десятилетиями чернило сверкающую паутину, необъяснимо рассеивается, и внутри себя он находит прозрачную ясность, которую помнит со школьной поры в Храме, когда Великая сила была чиста, непорочна и идеальна. Как будто тьма поглотила саму себя, подарив мгновение чистоты, вернув силу света; он не знает почему, но не способен на удивление. В Великой силе не существует вопросов.

Почему — не имеет значения, оно — эхо прошлого или шепот из будущего. Все, что значимо на данный миг — что, где и кто.

Он — все шестнадцать супердроидов с отражающей выстрелы оболочкой, вооруженных тяжелыми бластерами. Он — их бластеры, он — их мишени. Он — все восемь разрушителей, ожидающих с электронным терпением в коконах защитных полей. И оба телохранителя — тоже — он, как и каждый из трясущихся, словно желе, неймодиан-цев. Он — их одежда, их башмаки, каждая капля жидкости, которая омывает их для поддержания внутренней температуры. Он — наручники на запястьях пленников, шест в руке телохранителя.

Он — оба лазерных меча, которые передает Гривусу второй дроид.

Он — сам генерал.

Он — дюраниумные ребра генерала. Он — удары чужеродного сердца, поток кислорода, нагнетаемый в вены. Он — тяжесть четырех мечей на поясе генерала и жадное предвкушение, которое светится в желтых глазах. Он — план собственной казни, складывающийся в мыслях Гривуса.