Майкл Стэкпол - Я — джедай!

— Ты же знаешь, что это неправда!

— Я знаю одно: ты предал меня. Ты бросил меня умирать.

Тут вклинился голос Миракс:

— Как бросил умирать меня.

К ним присоединилась моя мать:

— Его никогда не заботило, жива я еще или уже умерла.

Смех, низкий и холодный, эхом отразился от обсидиановых стен. Я поднял глаза и увидел Луйяйне Форж, одну из моих лучших подруг в Разбойном эскадроне. Правая сторона ее лица была сожжена выстрелом из бластера.

— Он и меня бросил на смерть. Он любил поиграть в героя, а я заплатила за это.

— Нет! — я врезал правым кулаком по каменной стене, ломая его и окончательно перемалывая кости. Я застонал от боли, но использовал ее, чтобы вернуть ясность мыслей.

Эти обвинения глубоко проникли в мое сознание, высвободив ту часть моего "я", которая вечно сто раз вновь переживала все, что я делал. Я прекрасно знал эту частицу своего сознания и ненавидел ее. Я мог часами проигрывать разговоры у себя в уме и гадать, что бы произошло, если бы я сказал так или ответил эдак; жалел, что все сложилось именно так; надеялся, что дела не примут дурной оборот, но всегда боялся, что произойдет худшее. Когда я начинал сомневаться в себе, я был парализован. Это продолжалось без конца: мысли зацикливались, круг все расширялся, и я обдумывал все больше вещей, пока, наконец, я не доходил до логической кульминации и ставил под сомнение смысл моей жизни.

И все это продолжается, пока я как следует не разозлюсь на себя и не останавлаюсь.

Желание дать волю гневу и поскорее убить Экзара Куна чуть не поглотило меня полностью. Эта возможность висела в воздухе и дразнила меня. Я мог использовать свой гнев, как лазерный меч. Я бы порубил на кусочки этих ложных духов, этих вероломных фантомов. Я бы уничтожил армию Экзара Куна, затем я бы разрезал и его пополам. Он ничего не сможет сделать против моего гнева. Я распылю его, как моя взрывчатка должна была превратить в пыль его святилище.

А затем я смогу найти другие цели, заслуживающие уничтожения… Я победно поднял правую руку, затем сжал пальцы в кулак.

Боль снова пронзила меня, и следом за ней пришло возмущение. Я ударил кулаком по земле и заорал, затем смерил Куна долгим оценивающим взглядом:

— Нет. Мой гнев не для твоих гнусных целей.

Повелитель тьмы склонился надо мной:

— Гнев — самый сладкий нектар. Отчаяние тоже подойдет.

Еще один фантом сгустился передо мной. Он выглядел, звучал и даже пах намного реальнее, чем я сам. Маленький мальчик, такой светловолосый и сероглазый, немногим старше Йакена Соло, смотрел на меня, и его нижняя губа трепетала. В уголках его глаз собрались слезы. Он протянул ко мне свои пухлые пальчики и взял мою сломанную руку в свою ладонь.

— Кто поранил тебя, папочка? — его невинный взгляд скользил по моему лицу, ожидая ответа. — Я сделаю тебе лучше. Я могу. Дай-ка… Ну пожалуйста… — его голос превратился в жалобные причитания, которые начали стихать по мере того, как он стал растворяться в воздухе. Я все еще чувствовал его хватку — это легкое, словно перышком, касание, но это чувство постепенно исчезало, уступая место боли. — Почему ты не дал мне помочь тебе?

Ком в горле разросся до таких размеров, что начал душить меня. Сквозь полупрозрачное изображение мальчика я увидел Миракс. Она уже не злилась, а просто стояла и смотрела на меня. На ней было незамысловатое белое платье свободного покроя. Она любовно поглаживала раздувшийся живот, а на лице у нее застыло чистое и искреннее выражение неподдельной радости. Ее образ немного передвинулся в сторону, когда мальчик появился вновь. Он повзрослел, но все еще оставался ребенком, и он положил свою ручку на округлившийся живот своей матери.

Затем оба образа взорвались, превратившись в миллион острых, как бритва, осколков, которые вонзились в меня, обжигая кожу.

— Не сомневаюсь, — услышал я голос отца, — что любой ребенок, родившийся от этого союза, будет разочаровывать окружающих.

От этого короткого замечания у меня словно бомба внутри взорвалась. Я всегда надеялся, что мне удастся заслужить одобрение своего отца, что он полюбит меня таким, каков я есть. Он никогда не поучал и не журил меня, но после его смерти я частенько гадал, что бы он подумал о том или ином моем поступке. Даже стать джедаем я решил, чтобы заслужить его одобрение и повторить его жизнь.

Но по его голосу я понял, что я ошибался. Все итоги моей жизни и итоги жизни всех детей, которые появились на свет благодаря моему участию, и все, что создадут они, — все это казалось никчемным в его глазах.

Мною завладела нерешительность, которая оставила меня дрейфовать по бурным волнам без надежды пристать к берегу и найти себя.

Я был сбит с толку.

Я потерял всякую надежду.

Я потерпел сокрушительное поражение.

Я больше не мог этого терпеть.

— Лучше у тебя ничего не нашлось? — раздался голос настолько резкий, что им, наверное, можно были разрезать транспаристил или снять с меня кожу живьем, но я знал, что он обращается не ко мне. Сквозь слезы, застилавшие мне глаза, я увидел, что в храм не спеша входит Мара Джейд.Плачущие дети и призраки, шепчущие разные лживые бредни на краю могилы? Тот Повелитель Тьмы, которого я знала, наверняка постыдился бы использовать такую тактику.

— Что? — взревел Экзар Кун, словно он рассчитывал сбить ее с ног одним этим криком. — Кто посмел?

— Кто успел, если быть точным, — она указала на меня. — Хорна пытались обработать лучшие, силы Империи, но он не сломался. Исард оцифровала бы тебя и проанализировала данные и, не задумываясь выбросила бы тебя как брак. А она даже не была восприимчива к Силе. Дарт Вейдер нашел бы тебя забавным и старомодным, а Император… он… — глаза Мары Джейд блеснули беспощадным огнем. — Император преуспел в уничтожении джедаев, так что он счел бы тебя блестящим примером провала!

— Да, но твой любимый Император мертв!

Я снова обрел возможность говорить:

— В таком случае, у вас двоих есть кое-что общее, — я оттолкнулся от земли и неуклюже поднялся, балансируя на неповрежденной ноге. — И это «кое-что» он не знал, когда проиграл свою битву. Все кончено!

Кун посмотрел на меня так, словно только что меня заметил, и вонзил свое сознание в мой мозг. Он быстро выскочил из моей головы, словно он обжегся о те мысли, что засели в ней. Кун громко расхохотался:

— Ловушка? Ты и твои жалкие друзья надеетесь заманить меня в ловушку?

Кун вдвое увеличил размеры своего призрака и жестоко улыбнулся, глядя на нас.

— Неужели вы всерьез надеетесь, что ваши ничтожные планы сработают против меня? Думаете, что твой визит ко мне заставит меня сдаться? Никогда! — он посмотрел на Великий Храм, затем снова на нас. — Возможно, это был смелый поступок с твоей стороны, но вы сделали непростительную ошибку. Защита Скайуокера сильна насколько, насколько сильно слабейшее ее звено, самый слабый человек, охраняющий его. Они снова оставили его уязвимым.