Илья СТАЛЬНОВ - НА ОСТРИЕ ИГЛЫ

– Да, теперь я вижу, что вы в полной форме, ха-ха-ха, – обрадовано рассмеялся Зонненберг, – Лично я никогда не был так здоров. Ну что же, пошли.

Запряженный двумя лошадьми экипаж, отдаленно напоминающий карету, а здесь именуемый почему-то колымагой, по мосту доставил нас на другую сторону Москвы-реки.

– Это место называется Замоскворечье, – пояснил Зонненберг. Пошли утопающие в зелени, окруженные садами домики, многие из них каменные. – Это интересное место. Здесь две сотни лет назад великий князь Василий велел отстроить слободу для своих телохранителей, Здесь селились наемные иностранные солдаты, и наши соотечественники. И место это тогда называлось Нали.

– Что за слово такое?

– Простое слово. От русского «налей», Телохранителям великого князя было дозволено держать и пить здесь мед и пиво в любое время, тогда как народу это дозволялось только в праздники. А чтобы не смущать горожан, их и выселили за городскую черту.

– То есть исторически это место пьяниц.

– Еще недавно здесь селились стрельцы, это место и до сих пор называется Стрелецкая слобода. Вот там проходит защитный вал и деревянные укрепления, они защищали Москву от татар еще не так давно… Сегодня таких угроз нет. И здесь больше селятся купцы, притом не слишком богатые. Знать в этом месте не живет. Тетушка князя купила здесь дом исключительно из каприза… Как она говорит, чтобы не видеть надоевших ей вельмож.

– Особа с характером, – улыбнулся я.

– И еще с каким… Вон, кстати, ее дом.

Дом был большой, деревянный – многие местные жители не признавали каменных домов, считая их нездоровыми. Вокруг был обширный парк, за которым начинались сады. Мне здесь нравилось больше, чем в толчее вокруг Кремля, в котором положено жить боярам.

– Мы на месте, – сказал Зонненберг. – Меня здесь не ждут, поэтому я откланяюсь… Кстати, как вы доберетесь назад?

– Не беспокойтесь. Я отлично запомнил дорогу. Моей новой пациентке досаждали постоянные головные боли. Меня она встретила настороженно.

– Племянник прислал? Небось опять шарлатана? – властно проронила представившему меня слуге высокая статная дама далеко еще не преклонного возраста. Ее надменное лицо довольно успешно хранило остатки былой красоты. Одета она была не пол европейски, а в местную одежду, голова покрыта темным платком. Но это облачение не придавало ей той диковатости, которая обычно бывает у местных жительниц, одетых по местным обычаям.

– Может быть, Ваша светлость, – почтительно склонился в поклоне слуга. – Но почему бы не испытать его?

– Можно. Он наверняка глух как тетерев к нашему языку. Недаром же всю их иноземную братию у нас издавна окрестили немцами. Ты посмотри, каков франт, гусь заморский…

Я позволил себе прервать лингвистические изыскания княгини, дабы не поставить ее в неловкое положение.

– О нет, сударыня! Я овладел русским языком еще до того, как моя нога ступила на эту благословенную землю.

Княгиня если и смутилась, то лишь на мгновение.

– Ты глянь, он и по-человечьи понимает, и говорить обучен. Почти правильно произносит. Не коверкает, как остальная немчура…

Вероятно, следует упомянуть о том, что с первого шага в доме княгини меня поразило совершенно невероятное количество рослых молодых слуг мужского пола. Поверхностный осмотр княгини, на редкость спокойно отнесшейся к необходимым при этом манипуляциям, подтвердил мои предположения Я припомнил прелестные месяцы, проведенные в Испании, где благодаря моим талантам лекаря был допущен в дома высшего света. Жесточайшая католическая мораль заставляла многих прекрасных представительниц знати сдерживать свой огненный темперамент до определенного возраста, находящегося за той чертой, когда тайная близость между мужчиной и женщиной может принести нежелательные явные плоды. Зато перешагнув сей Рубикон, милые дамы отдавались желанной страсти со всей накопившейся за долгие годы воздержания и ожидания энергией. Явно нечто подобное встретил я и в случае с вдовствующей русской княгиней.

Предварительно убедившись в том, что моя пациентка латынь не изучала, я нагромоздил медицинские термины, дабы не дать ей понять, что мне ясна истинная причина ее недомогания. А уж помочь ей избавиться от последствий чрезмерного служения Амуру для меня не составляло ни малейшего труда. Настоятельные рекомендации по дальнейшей диете (больше жирной и сладкой пищи), а также настойки чудесных трав, собранных мною в далекой Индии, должны были сделать свое дело.

Мне показалось, что я преуспел в общении с этой своеобразной пациенткой.

– Посмотрим, герр шарлатан, что дадут твои травы, – на прощание язвительно произнесла она, но, как мне показалось, не столько с вызовом, сколько по привычке.

Когда я выходил, меня догнал на редкость воспитанный и нарядный для здешних мест слуга, который почтительно склонил голову:

– Господин врачеватель, вы единственный, кому удалось понравиться нашей хозяйке… Она сказала, что не прочь видеть вас снова, и просила передать вот эти деньги за визит…

Он протянул мне горсть серебряных рублевиков. Насколько я разбирался в здешних деньгах, сумма была достаточной.

– Приказано запрячь лошадей и довезти вас до дому.

– Благодарю покорно. Не стоит утруждаться. Я дойду пешком.

Вскоре я понял, что безрассудно было отказываться от экипажа. Все же я еще окончательно не выздоровел, снова появились головокружение и тошнота – люди, дома, улицы стали зыбкими, неустойчивыми. А расстояния в городе, где живет около полумиллиона человек, немаленькие…

Я присел на берегу, откуда открывался изумительный вид на Кремль. Произошло чудо – где-то за полчаса свежий воздух выгнал из меня недомогание. Я ощутил прилив энергии… И даже отважился на прогулку по городу…

Перейдя по плавучему мосту и прогулявшись по набережной, я оказался в месте, где пока не удосужился побывать и которое на меня произвело неизгладимое впечатление. Перво-наперво я увидел потрясающей своими очертаниями храм, который так любят мои земляки – русские его называют храмом Святой Троицы, или еще Василия Блаженного, а наши прозвали его Иерусалимом. Около него на земле лежали две пушки, обращенные на плавучий мост. А дальше простирался перед стенами Кремля огромный рынок. Все улицы вокруг представляли собой сплошные лавки, которых насчитывалось тысячи и тысячи. На самой площади ставить лавки возбранялось, поэтому кипела разносная торговля.

Там толпились крестьяне в лаптях и рубахах, торговцы, предлагавшие сбрую, сукно. Туши мяса притягивали полчища мух. Там встречались и простолюдины, и даже бояре, потевшие в кафтанах, но из важности не снимавшие их. Несколько солдат гоготали и щипали трех толстенных баб в просторных рубахах.