Илья СТАЛЬНОВ - НА ОСТРИЕ ИГЛЫ

– Несомненно, передам.

За беседой незаметно пролетел час.

– Спасибо, нам пора, – поднялся Абдула.

– Куда ты уносишься ночью? Во тьме властвует опасность и злые джинны. Побудь у теплого костра до утра.

– До утра… Все так мимолетно, и никому не дано знать, что будет утром.

– Я знаю, что будет утром. Мы проснемся, и караван возобновит свой путь.

– Ты не знаешь, что будет утром, Али. Это дано знать лишь Аллаху. Или шайтану.

Абдула крикнул что-то зычное и такое же непонятное. Его слуги встали, прощаясь.

– Аллах велик! – зычно крикнул Абдула.

Никто из путников ничего не успел предпринять. Никто не ожидал нападения, так что это была не битва, а кровавая резня. Разбойники без устали орудовали кинжалами и ятаганами, не щадя никого.

Ужас опустился на землю. Метались в свете костров обезумевшие от страха беззащитные люди, ползали на коленях, умоляя о пощаде, иные пытались сопротивляться, понимая, что пришел их смертный час. Достойная или недостойная смерть косила всех. Те, кто еще недавно разламывал с жертвами лепешки, сейчас рубили без пощады. Суета, крики, ругань, мелькание огней. И в центре всего этого стоял разбойник Абдула – безжалостный и суровый. Недобрая усмешка тронула его губы.

Али сразу же получил удар сзади и откатился к мешкам. Он мог все видеть, и зрелище наполнило его сердце отчаянием. Ставшая в миг жестокой судьба нанесла ему смертельный удар. И чьими руками! Его родственника, человека, которого он знал с самого детства. Али не мог поверить в это. Этого просто не могло быть.

Из всех несчастных действенное сопротивление смог оказать лишь долговязый египтянин. Он увернулся от удара ятаганом, могучим взмахом кулака сбил с ног одного разбойника, схватил оружие и вонзил клинок другому нападавшему в живот. Потом снес голову третьему грабителю. Равных ему в бою не было. И неизвестно, чем бы закончилась схватка, если бы однорукий товарищ египтянина, который должен был защищать его спину, не выхватил нож и по самую рукоять не вонзил ему в шею.

Вскоре все закончилось. На удивление, разбойники не жалели никого – ни женщин, с которыми хорошо можно было позабавиться, ни богатых купцов, за которых можно было получить щедрый выкуп. Летели головы, пронзались сердца, и вот уже нет среди путников живых.

Тут застывший в неподвижности Абдула очнулся и огляделся. Взгляд его упал на лежавшего без движения Али.

– Ты жив, Али?

Караванщик приподнялся и застонал.

– Зачем, Абдула, ты сделал это? Разве я обидел тебя чем-то? Или когда-нибудь предал тебя?

– Нет, Али. Я люблю тебя и много лет хранил тебя от напастей. Но есть вещи поважнее!…

С этими словами он вонзил нож в грудь караванщику. Али исполнилось сорок восемь лет, когда Аллах отвернулся от него.

Абдула вытер нож, упал на колени рядом с поверженным и прочитал молитву.

– Мне очень жаль, Али, но я не мог поступить иначе.

К разбойнику подошел однорукий, единственный оставшийся в живых из каравана, и снисходительно произнес

– Ты вел себя достойно и заслуживаешь доброго слова.

– Я знаю.

Однорукий подошел к мешку, который обронил его товарищ, покопался в нем и извлек древнюю книгу в обложке из дубленой кожи. Бережно полистав, проверяя сохранность страниц, он завернул ее в тряпку и сунул в свою сумку.

– Дело сделано.

Потом он шагнул, снял с руки египтянина перстень с хитрой монограммой и приладил его на свой палец…

– Откуда ты это знаешь? – негромко спросил Карвен.

– Откуда? Меня, Магистра Хаункаса, который и раньше знал немало интересных и поучительных историй, не было здесь более десяти лет. Разве за это время я не мог узнать что-то новое?

– Значит, утерянной книгой Гурта Проклятого все эти годы владел Лагут?

– Не знаю, получил ли он ее, но вряд ли она так уж помогла ему. Видимо, пророчества в ней касались или грядущих, или прошедших времен.

– Пожалуй… Наверное, он очень надеялся на нее.

– Еще больше на нее надеялся Долкмен. Используя знания о будущем, он хотел, и вполне мог бы, подчинить вас и весь Орден своей воле. Или в крайнем случае уничтожить тебя, Карвен, ибо властолюбия в нем не меньше, чем в Лагуте.

Я ничего не преувеличивал. Действительно, Мудрым казалось, что утерянная книга Гурта Проклятого с самыми неоднозначными и странными из его предсказаний – ключ к всеобъемлющей власти. Немало лет потратил Долкмен на ее поиски, огромные деньги были затрачены на это, и все-таки он напал на ее след. Он послал за ней двух своих самых верных слуг – египтянина и однорукого. Но ни их, ни книги Долкмен не увидел. Позже у него возникли подозрения, что однорукий попросту предал его, а плодами предательства воспользовался Лагут, но подтверждения этому Долкмен не нашел.

Когда же я подсунул итальянцу перстень и рассказал о его одноруком продавце, это вполне соответствовало тому, что знал Долкмен, поэтому он поверил мне. Мысль о том, что Лагут перебежал ему дорогу и теперь владеет запретной книгой, наполняла Долкмена яростью и страхом, ибо знание пророчества Гурта давало турку существенные преимущества. Тогда Долкмен решил разделаться со своим врагом. И одна из расставленных им ловушек сработала.

– Карвен, ты можешь отослать меня прочь из аббатства. Можешь заткнуть уши и прикрыть глаза, чтобы не видеть и не слышать очевидного Но представь себе, что я говорю правду, а это истинная правда. Чего тогда будет стоить вся твоя жизнь? И пробьет ли тогда час Трижды Проклятого и Трижды Вознесенного?

– Говори дальше.

– Помнишь ли ты убийство чернокнижника из свиты Лагута?

– Да. Тогда смерть пришла в эти стены.

– Его убил Долкмен.

– Зачем ему было мараться о столь незначительную личность?

– Да потому, что среди близких Лагута чернокнижник был единственным, кто знал, как выглядит подлинный Камень Черного Образа. Убив его, Долкмен мог лгать, и некому было указать на его ложь. Теперь уже не узнать, как он сумел всучить турку фальшивый камень, якобы дающий право безнаказанно убить владельца Жезла Зари, и убедить в его подлинности. Но в ту роковую ночь Лагут перешагнул порог моих покоев, будучи совершенно уверенным, что несет мне смерть.

– И одним ударом Долкмен избавился бы от обоих – от тебя, и от твоего убийцы, на которого обрушилась бы вся мощь Жезла Зари, – задумчиво произнес Карвен. – Но почему, если это так, Долкмен думал, что Лагут сам пойдет на убийство, а не пошлет кого-то из своих людей?

– Во-первых, ничто не могло заставить турка расстаться с камнем. Во-вторых, он люто ненавидел меня и не упустил бы возможности самому вырезать мое сердце.

– Тут ты совершенно прав.

– Жезл защитил меня, а разъяренный Лагут в последний миг понял, что он поддался на обман, кинулся в смертельную схватку, жаждая смерти Долкмена, и погиб. И я пред лицом Тьмы клянусь, что сожалею об этом, ибо он хоть и не любил меня, но не было исполнено еще Лагутом все то, ради чего он пришел в этот мир…