Илья СТАЛЬНОВ - НА ОСТРИЕ ИГЛЫ

Рядом со мной Карвен. Ему предстояло, взяв меня за руку, провести эти три шага. Всего лишь небольшой отрезок, который в обычной обстановке человек пройдет за секунду. Но он отделял меня от новой жизни, где мне предназначалось достигнуть вершин и изменить все сущее. В том будущем мире ожидало меня высшее наслаждение, сокровенный смысл, к которому я, наверное, стремился всегда.

Орзак чернокнижник, находившийся по другую сторону камня, упал на колени и бросил щепотку порошка на жаровню, едкий дым пополз по помещению, сгущаясь и клубясь вокруг Цинкурга. Казалось, Камень дышит им.

Орзак начал монотонно и гнусаво напевать слова ушедшего и забытого языка. И слова эти будто взывали к стихиям, открывали щелку в иной мир. Недаром говорят чернокнижники, что звук – это ключ к сути вещей, пронизывающий пласты различных миров, а вовсе не банальное звуковое наименование какого-либо предмета.

Надтреснутый голос Орзака нарастал, колдуну вторил хор монахов. Меня начинала бить дрожь, мелкая и сильная, но не такая, как от страха или холода. Наоборот, Это энергия слов мертвого языка передавалась мне, вибрировала в каждой частице моего тела.

Цинкург притягивал мой взор. В камне опять открывался вход в иную сущность, куда разумом мог проникнуть только счастливый избранный. Сейчас в Цинкурге царила не зияющая пустота, где нашел свое пристанище Торк. В нем теплилась жизнь. Непонятная, непостижимая. В мире, входом в который служил Камень, все устроено на какой-то иной, неподвластной нашему разуму основе. Там было Нечто, затягивающее в свой круг звезды и планеты, переустраивающее все на свой лад, не выносящее рядом с собой ничего иного, отличающегося от него. Там было Нечто, великое и потрясающее разум. Я понял, моя задача, цель Кармагора – распахнуть эту дверь. Швырнуть Землю к его ногам. И цель эта была прекрасна! – Пошли, брат.

Пальцы аббата сжали мою руку. Мне стало понятно, что, несмотря на свое будущее величие, я жалок и бессилен пред лицом Его, перед ужасающим Нечто.

Не имело теперь значения, хочу ли я служить Ему, по душе ли мне это служение, захочу ли я открыть Ему врата. Выбора у меня нет. Меня будто влекла вперед полноводная река, и смешно мне, жалкой щепке, противиться могучему потоку. Потоку, который растворял в себе целые Вселенные

Я сделал свой первый шаг, а хор все нарастал, и уже не существовало вокруг меня ничего, кроме этих голосов да непостижимой глубины Цинкурга – Камня Золотой Звезды, который растворял меня в себе Отныне мои помыслы, стремления, поступки безраздельно принадлежали хозяину Камня. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из предшествовавших мне Мудрых испытал что-либо похожее. Я ведь был первым Кармагором, и потому чувства при прохождении через Первые Врата у меня должны были быть исключительные

Еще шаг Напевы становились оглушительными. На самом деле или мне это казалось, из глубин шара Он смотрел на меня – безмерно мудрый и невыразимо ужасный. Этот ужас был готов перешагнуть порог моего мира, и перед ним все, что было создано на пути постижения Зла человечеством до этой поры – пытки инквизиции и кровь крестовых походов, терзания первых христиан и ритуальные убийства племени инков – все это было мелко и несерьезно. Этот ужас был квинтэссенцией, чистой идеей кошмара, которым нет в человеческом языке достойного обозначения.

Но пустота, отвращение и отчаяние держались во мне недолго. Невыразимое счастье от прикосновения к этой невиданной Силе переполнило меня, и я окончательно понял, как привлекательно Зло и почему столько душ попадает в силки дьявола.

Упоенный незнакомым мне доселе ощущениями, слегка оглушенный, глубоко вдохнув густого, словно кисель, воздуха, я сделал третий шаг. И вот я почти вошел в Первые Врата, и они готовы были пропустить меня. Через мгновение прозвучит в зале имя нового самого великого сына Тьмы.

КАРМАГОР!!!

Оставалось немногое. Я прошел тернистый путь от неверия и обмана, от стремления разрушить Орден к сознанию истинного своего предназначения, истинного порядка вещей. И всего-то-навсего, что мне нужно было сделать сейчас, – пролить кровь. Свою кровь.

– Торопись, время подходит, – прошептал Карвен.

– Да, – выдавил я с трудом.

Я сильнее и сильнее сжимал рукоятку кинжала, мне казалось, что желтый алмаз вот-вот рассыплется в моих стальных пальцах.

– Кровь, Хаункас! Ты должен скрепить этот союз кровью.

– Кровь… – прошептал я чуть слышно.

При этом слове, будто из иной жизни, прожитой не мной, а каким-то другим человеком, возникла картинка – девочка, нож, кровь. Ее кровь на Камне Золотой Звезды. Это было, наверное, несколько тысяч лет назад. Может, еще до потопа, до того, как Атлантида ушла в бушующие морские воды. Нет, не правильно. Мой затуманенный мозг все-таки смог нащупать нить – это было всего несколько дней назад. Ее кровь открыла путь Торку. Моя же кровь – кровь не жертвы, а союзника, избранного Им из миллионов и миллионов людей.

Я поднял нож.

Тут все сдвинулось, и секунды стали равны минутам, а минуты – часам. Время замедлило свой ход, и мысли стали вялыми и ленивыми. Разве так важно, что ты думаешь? Важно, что ты делаешь. И порой, будто подталкиваемые импульсами из самых черных или светлых глубин души, мы способны еделать то, о чем и помыслить не можем, о чем позабыли давным-давно – несколько тысяч лет. Или всего лишь несколько дней?..

Моя рука медленно двинулась вперед. Краем глаза я видел застывших в безвременье монахов. Время отныне двигалось вперед только моими усилиями, я толкал его движением моей руки с зажатым кинжалом. Это было трудно. Наверное, с таким же трудом Сизиф толкал свой камень. Сколько прошло – секунда, минута? Наконец лезвие достигло цели. По самую рукоятку оно вошло в грудь Карвена. Я повернул голову и услышал громовой запоздалый крик:

– Остановись!!!!

ЭТО КРИЧАЛ НЕМОЙ ГОРБУН…

Как говорил колдун, вероятность того, что пророчество сбудется, не больше восьми шансов из десяти. Даже если оно дано в Откровении великого чернокнижника Гурта. Два шанса – это человеческая воля – в последний момент пойти наперекор равнодушной и неумолимой судьбе, вспомнить, что есть в тебе частица Творца.

Что толкнуло мою руку, когда все были уверены и сам я тоже, в осуществлении предначертанного? Не знаю. Может быть, воспоминание о детских, полных слез глазах. А может, отвращение к Нему все-таки перевесило сладостное упоение Его мощью. Или проснулся во мне старина Эрлих, бесшабашный рубака и путешественник, бессребреник и чудак, лекарь, коему столько людей были обязаны жизнью и кто никогда не щадил себя в борениях за правое дело. Или все-таки снизошла на меня тогда искра Божьей благодати и озарила все вокруг, высветив безобразное. Разве поймешь. Но, как бы там ни было, кинжал не рассек мою кожу, а вонзился в грудь последнего Мудрого, и его кровь, а не моя хлынула на Камень Золотой Звезды, Произошло самое страшное из того, о чем только могли помыслить высшие иерархи Черного Ордена…