Андрей Фролов - Мытарь

– Стреляй сквозь сверток, – сказал киборг. Слеза по щеке. Это от пороха.

Пятнадцать шагов. Ее лицо – маска засохшей грязи. Сквозь самую современную оптику Андрей смотрел в спрятанные под опухшими веками глаза и уже слышал ее сопение. Тяжелое, надорванное, обреченное. Видел оскаленные в голодной усмешке черные зубы. Она уже умерла... давно...

– Я не смогу... – Ствол «Волкодава» ползет вниз.

– Сейчас ты станешь мертвецом, – очень спокойно и просто сказал киборг и спрыгнул на дорогу.

Карабин подпрыгнул в руках и выстрелил. Десять метров. В упор. Женщину отбросило в придорожные кусты. Эхо бешеной птицей скрылось за лесом. Тишина над миром.

Оружие, довольное охотой, натужно дышало серым паром. Андрей не дышал вовсе. Поднял руку, оттер щеку.

– Ты поступил правильно, – Гонзо запрыгнул в джип, – но скоро тут будет еще больше падальщиков...

Чокнутый, все же сумевший отползти за мотоцикл, продолжал молиться.

Дороге заметно полегчало. Асфальт уже не вставал на дыбы, практически исчезли рытвины и борозды тракторных траков. Машина довольно урчала, оставляя, хоть и медленнее, чем это хотелось Андрею, за спиной километры.

Андрей молчал. Молчал, рассеянным взглядом осматривая окрестности, тяжело, словно с неохотой, крутил руль и снова молчал. Молчало радио. Молчал в разбитом салоне киборг. Молчала, словно уловив настроение человека, дорога.

Он их перебил. Не дал дойти. Он поступил правильно. Это так.

А потом он сорвался.

Андрей закусил губу и смахнул с приборной доски смятую шапку. Сорвался.

Отбросил в джип карабин, до боли в щиколотке испинал колесо. А затем байкера.

Нет, не сразу. Вначале, после того как волна ярости отступила, дав место боли, отчаянию и сокрушающему стыду, он пытался было броситься к расстрелянным. Метался от машины к обочине, что-то бормотал, хватался за голову. Похоронить трупы ему не дали. В два голоса. Мудрый и логичный киборг да напуганный до безумия покалеченный мотоциклист.

Затем сник, словно отрубили питание, упал на сиденье и просидел так минут двадцать. Проспал наяву, пока все тот же искалеченный бородач не вернул его в реальность из мира успокаивающих грез. Чокнутый что-то просил, благодарил, бормотал.

Вот тогда-то он и сорвался по-настоящему. Быстро, без лишних слов дошел до Чокнутого и избил его, после едва не пристрелив. Раненый скулил, неловко уворачивался и прятал сломанную ногу, пытаясь за мотоциклом укрыться от рушащихся на него ударов.

– Если бы не ты, – сказал тогда Андрей, – я бы никогда, слышишь, никогда не застрял бы на этой долбаной трассе! Я бы не стрелял в людей, не убивал женщин! Я бы не стрелял, в детей!

Он сказал это, лупя Чокнутого рукояткой пистолета по плечам, затем сказал что-то еще. И еще. Когда он пришел в себя, байкер совершенно забился под «Урал», скуля и зажимая руками разбитое лицо.

Тогда Андрей обтер заляпанный пистолет, смахнул кровь со штанины, небрежно выбросил на дорогу стандартную аптечку, пакет провианта на один день и ногой подтолкнул к Чокнутому нож.

– Ты остаешься, а я уезжаю, – сказал он, – можешь до конца своих дней молиться, что я тебя не убил.

Так он тогда сказал. Или почти так. Он не помнил.

А затем он починил колесо. Собрал в машину вещи.

Опустошенный, двигаясь на автомате, сел за руль. Одну задругой выкурил две сигареты, перезарядил карабин. Закрыл глаза, неумело помолился, завел мотор.

И уехал.

Уехал, более не оборачиваясь, выпотрошенный, словно рыба. Сожженный, словно лист бумаги. Уехал, изо всех сил стараясь не закрывать глаз, что безвольно смыкались, рождая образы прокаженных. Чокнутый что-то кричал вслед.

Дорога молчала, чувствуя настроение человека. Молчал киборг. Молчал человек.

Ехали медленно. Гораздо медленнее, чем на то рассчитывал Андрей, еще в городе строя планы поездки. Пока выдвинулись, потом остановка в кафе, ну ладно, это ерунда, потом засада, драка, ремонт, испорченная ходовая, не позволяющая на хороших кусках трассы выжимать из машины больше, чем полтинник.

Это определенно никак не укладывалось в отведенные (с резервом, надо отметить) четыре-пять часов на поездку. Андрей начал ерзать и все чаще поглядывать на часы. Тусклое пятно по левую руку от машины, выполняющее на небосклоне обязанности солнца, медленно, но неотвратимо ползло вниз, грозя в ближайшие три часа рухнуть за горизонт.

А когда за очередным из поворотов на дороге показалось Мошково, Андрей понял, что до темноты в Болотное он сегодня точно не доберется. Даже доведя машину до смерти и выжав максимальную скорость.

– Гонзо, – сказал Андрей и не узнал собственный голос, вылетающий из пересохшей глотки. – Гонзо, карту.

Мигом появившийся из заднего отсека крыс деловито запрыгал по клавишам панели. Компьютер пискнул, активировался, и над рычагом передач, справа от Андрея, в воздухе вырос прозрачный зеленый квадрат карты. Карта мигнула, еще и пошла крупной рябью – барахлила система.

Андрей снизил скорость и наклонился к компьютеру, внимательно вглядываясь в черточку трассы М53. Брови его медленно сошлись на переносице.

– Я жму на предельной скорости, машина все равно урчит и бряцает, словно разбитый велосипед, а согласно карте, – он вздохнул, поведя затекшими от неподвижного за последний час сидения плечами, – мы только что прошли лишь половину пути.

Киборг взглянул в окно, перебрался на соседнее кресло и ничего не ответил. Да и не надо было. Джип миновал покосившийся, но хорошо различимый указатель «Мошково». Они въехали в село.

– Тут живут. – Андрею послышалось, что в голосе Гонзо просквозило удивление. – Смотри, правда живут...

Андрей видел. Село на самом деле оказалось на удивление жилым. Об этом говорили дымы над трубами, рев тракторного мотора на соседней улице, линии электропередач, тянущиеся от автономного генератора, и крики ребятни, влетающие вместе с прохладным воздухом в приоткрытое окно.

Они миновали несколько покосившихся домов на окраине и въехали в по-настоящему жилую часть села – с убранными и крепкими домами. Она начиналась сразу после импровизированного блокпоста – кирпичной будки со смотровой площадкой на крыше, сваренной из жести. На будке, смоля самосад, чинно восседали, воздев к небу длинные арбалеты, двое охранников из местного гарнизона. Мужики в ватниках, даже не поворачивая голов, небрежно осмотрели проползающий под поднятым шлагбаумом джип и вернулись к неспешной беседе, дымя папиросками. Не боятся, ух ты!