Андрей Фролов - Мытарь

– Доброе утро, полиция. – Он остановился перед Андреем, приподнимая рукой его повисшую на затекшей шее голову. – Все-таки свиделись. А ты добрался, как я вижу. Добился, чего хотел. Молодец.

Шелест одобрительно покачал головой, прищурился.

– Я ведь предупреждал, дурень, что трасса закрыта. А теперь вот... – он обвел рукой Андрея, – картина. Сейчас мы сполна поквитаемся за подстреленных тобой пацанов! Помнишь, как на спуск нажимать было приятно? Так вот как тебе понравится перспектива остаться без пальца? Или без члена, а? Что твоя шлюшка тогда скажет?

– Давай начинай быстрее, мудак.

В ответ Шелест отстранился и несильно, но болезненно хлестнул Андрея перчаткой по лицу:

– А знаешь что? Я сам буду тебя бить, хочешь? Уж шибко таких, как ты, не люблю. – Он протянул руку куда-то в сторону, и когда снова показал ее Андрею, в ней шипела полоса кнута. – Ну просто до жути! А еще я меткий, могу кнутом тебе обрезание сделать, и считать не очень хорошо умею, Полиция. Так что не серчай, если больше выйдет...

Командуя солдатам готовность, Шелест отошел за спину Андрея. И тут сверху донеслись голоса. Андрей, не обращая внимания на пихающего в его зубы палку солдата, попытался посмотреть вверх. О, этот голос еще долго будет сниться ему в кошмарных снах. А второй – в полных радости и любви, как бы банально ни звучала эта мысль.

На балкончике четвертого этажа стояли Воротов и его невеста. Говорили громко, но неразборчиво. Потом хлопнула балконная дверь, и разговор стих.

– Приговор привести в исполнение, – улыбнулся за спиной Шелест и замахнулся кнутом, – получай, гниденыш!

– Отставить, капитан...

Андрей открыл плотно сжатые веки и выплюнул измятую зубами предыдущих преступников палку.

– Отставить, – повторил Воротов, – и не говори, Лешик, потом, что плохо меня сейчас расслышал. Десять ударов остаются как нагрузка к следующему нарушению законов...

Дверь хлопнула еще раз, звякнув стеклами. В морозном воздухе было отчетливо слышно, как скрежещет зубами капитан. Солдаты нерешительно взялись за ремни конструкции, за спиной окованный железом кнут со стуком упал на бетон, и шаги Шелеста, быстрые, неровные, стихли за углом. Ремни ослабли, и Андрей бессильно стек на землю, прислоняясь спиной к холодному дереву.

Рядом отвязывали Яну. Солдат нагнулся, накидывая сверху пуховик, и Андрей кивнул, кутаясь в промерзшую одежду. Через полминуты они остались на площадке одни.

– Бежать... бежать... бежать. – Яна сидела под своей дыбой, мерно раскачиваясь взад и вперед, совершенно не обращая внимания на сползший на бетон пуховик. Андрей придвинулся к девушке, укрывая ее посиневшие плечи. – Бежать... бежать... бежать...

Тяжело, очень тяжело дотащились они до центрального подъезда, вваливаясь в теплый дом. Охранники презрительно кривят губы, прислуга отворачивает взгляды. Немногие не отправившиеся в сауну гости торопливо отходят с дороги двух спотыкающихся, закутанных в пуховики людей.

Скользкие ступени не дают подняться наверх, непослушные ноги отказываются слушаться. Андрей, поддерживая Яну за руку, вышел на второй этаж.

– Мне туда, – непослушными губами сказала она, кивая головой налево по коридору. – Сегодня вечером, как стемнеет, прикрой меня...

Она подняла голову, с трудом притягивая к себе Андрея, и дотронулась холодными губами до его не менее холодных губ. Улыбнулась, постукивая зубами.

– А об этой мазельке твоей, с которой глаз не сводишь, мы еще потолкуем...

Спотыкаясь и обхватив плечи руками, она пошла прочь. Андрей закашлялся, обернулся на стоящего на ступенях охранника и вернулся на лестницу.

В комнате было прохладно – неплотно прикрытое утром окно открылось еще шире, позволяя ветру немного остудить помещение, но Андрею показалось, словно кто-то растопил печь.

Прямо в ботинках, не раздеваясь и не снимая пуховик, он бухнулся в кровать, укрываясь всем, что попадалось под руку. Берлога из одеял постепенно отогревала, убаюкивала, успокаивала.

Андрею снился Воротов с кнутом в руке и распятая на дыбе обнаженная Яна.

Стук в дверь.

Это не важно...

Стук в дверь!

Ну что еще? Андрей открыл глаза, выбираясь из-под груды одеял. В дверь еще раз тихо, но настойчиво постучали. С трудом ворочая пересохшим языком, Андрей спросил, приподнимаясь на локте:

– Кто там?

– Ваш обед, господин Костин, – ответили из-за двери вежливым старческим голосом.

– Минуточку... – Андрей отбросил одеяла прочь, скинул пуховик прямо на кровать. За, если верить часам, четыре часа беспокойного сна он таки отогрелся окончательно. Почесывая приятно гладкую щеку, он подошел к двери, откидывая символическую задвижку.

На пороге, сжимая в руках поднос с тарелками, стояла Валерия, за спиной которой, оглядываясь на хозяйку, осторожно удалялся по коридору старый седовласый слуга.

– Спасибо, Александр Павлович, можете идти. – Девушка кивнула слуге и повернулась к полицейскому. Смотрела исподлобья, настороженно, словно готовая убежать.

– Обед? – нашелся (гений!) спросить тот, открывая дверь пошире.

– Ваш обед, Андрей, – сказала она, – как компенсация за действия... моего будущего мужа.

Едва заметно улыбнулась, заметив, как дрогнуло его лицо на последних словах, но тут же потупила взор. Андрей отошел в сторону, пропуская гостью, и внимательно осмотрел пустой коридор. Оружие на стенах сверкало сотнями бликов, впитывая теплый свет ламп.

– Благодарю за беспокойство... у меня тут бардак, вы уж простите, я не ожидал никого и... – Андрей подумал, что если не умолкнет, то сердце сейчас просто выпрыгнет через рот. Последний раз с ним такое было давно. Очень давно, еще со Светланой. Нужно собраться. Красивая девушка – это, конечно, многое значит, но не терять же головы, словно шестнадцатилетний мальчишка.

Валерия прошла в комнату, с интересом осмотрелась и поставила поднос на стол.

– Беспорядок меня не смутит, – ответила она, бесшумно подходя к окну, – поешьте, я видела, что вы практически не завтракали.

Напоминание о завтраке вызвало у Андрея приступ кашля. Потом вспомнился разговор, приговор, кнут...

– С вашей... коллегой все в порядке, Андрей, слуги принесли ей таблеток, она еще спит. Нечасто приходилось подобное испытывать?

Костин потер вспотевшие ладони, раздумывая, насколько часто его собирались пороть железным кнутом. И вдруг понял, что вопрос был задан без подтекста, без малейшей иронии. Просто ей на самом деле хотелось узнать. Андрей покачал головой: