Евгений Гаркушев - Бунт при Бетельгейзе

На такое преступление по доброй воле пошел бы только фанатик. За убийство простого сенатора полагается пожизненное заключение в стальной клетке на глазах у тысяч посетителей какого-нибудь зверинца, которые будут рады забросить узника камнями. Что его ждет за Анатолия Пупочкина — остается только догадываться.

Эдик пошевелил культей — власти приняли решение изъять у него опасный протез, который был, к тому же, вещдоком, заменив на обыкновенный. Но замену пока не доставили, приходилось обходиться одной рукой.

Цитрус припал щекой к стене, почувствовал передающуюся пластику вибрацию двигателя. Корабль спешил туда, где над Цитрусом устроят судилище — если, конечно, он до него доживет. Вряд ли мусоны оставят в живых такого опасного свидетеля.

Жить ему осталось от силы несколько месяцев, а скорее всего — несколько дней. Только сейчас Эдик понял, что сыворотка агрессии, которой его опрыскал Кондратьев, на деле оказалась системой электронных нанодатчиков, проникающих через кожу в нервные ткани и прямиком в мозг. Такая технология была давно разработана российскими учеными и применялась в военной отрасли. Посылая с помощью специального устройства электронные импульсы, можно было заставлять человека делать всё, что угодно.

«В первый день турнира они испытывали работу датчиков, — понял Эдик, — а потом задействовали меня, как обыкновенного робота. Я просто ничего не мог с собой поделать. Сейчас они по-прежнему в моем организме… Я выполнил свое предназначение, и больше мусонам не нужен. С помощью этих датчиков они могут заставить меня задушить самого себя или броситься на господина судью, чтобы меня пристрелили, как бешеную собаку… Прав был Мучо Чавос. Надо было мне его послушаться. Никогда не доверяй мусонам. Они пустили всех в расход, а меня подставили. Как бы я хотел вернуться на астероиды! Устроить там лотерею. Зажил бы спокойно. Купил бы себе резиновую женщину… Любил бы ее по ночам. И зачем я только сбежал оттуда?! Проклятые мусоны!»

Удар потряс корабль внезапно. Эдик приложился головой о пластик обшивки и рухнул с койки. Да так неудачно, что врезался затылком в пол и от боли едва не потерял сознание. Заболела загипсованная, обколотая анестетиками нога. В глазах у Цитруса помутилось. Он с трудом поднялся на ноги — металлический каркас, поддерживающий перебитую ногу, позволял кое-как ковылять — и, тыкаясь в стены, добрел до двери. Припал к ней, слушая, что происходит на корабле. Звуконепроницаемая оболочка камеры хранила горделивое молчание. Цитрус зарычал от досады. Любой межзвездный корабль оборудован защитой от мелких небесных тел — вряд ли случайный астероид влетел в катер межгалактической охранной службы. Значит, его кто-то атаковал. Может, вольные революционеры космоса, коллеги Мучо Чавоса по ремеслу. Вряд ли это кто-нибудь из его команды решил выручить своего бугра. Когда он видел их в последний раз, все они были очень плохи. Дылда и Змей истекали кровью, а чернокожий гигант дымился, как хорошо прожаренный бифштекс.

«Что же там происходит?» — Эдик затосковал, не зная, что предпринять. Ударился плечом в дверь и едва не зарычал от боли.

Ситуация разрешилась очень скоро. Дверь с шипением отъехала в сторону, и на пороге предстал доктор Кондратьев, собственной персоной.

— Ма… Матвей Игнатьевич, — Эдик заморгал, пребывая в недоумении, потом его обуяла жгучая ярость, смешанная со страхом, он сжал кулак, намереваясь кинуться на обманщика, прежде чем тот пустит его в расход. Но Кондратьев огорошил заключенного, объявив:

— Ты свободен, славный борец за права прогрессивного человечества Эдвард Цитрус! — И гаденько засмеялся, потирая руки.

— Как это?! — насторожился Эдик и на всякий случай отступил подальше. — Решили сами убрать свидетеля?! Усыпляете бдительность?

— Нет, Эдвард, — Кондратьев покачал головой, — мусоны верных людей не бросают. Если бы мы хотели убить тебя — взорвали бы корабль, и все дела. Наш боевой отряд отбил тебя у полиции. Ты свободен.

— Ну да? — не поверил Цитрус. — К чему такие старания?

Кондратьев шагнул в сторону, и Эдик увидел толпу бородачей с автоматами наперевес, а вместе с ними — красивую девушку с лицом, которое явно было ему знакомо.

— Марина! — вскричал Цитрус, узнав юную мусонку, которая не так уж давно вела его голым по городу.

— Эдик! — девушка шагнула вперед. — Я всё про тебя знаю! Матвей Игнатьевич сказал, что ты настоящий герой, боец сопротивления. Что ты с нами с самого начала. Прости меня за то, что я тебе не доверяла!

От этих слов Цитрус впал в ступор — только сердце его заколотилось сильнее. Неужели это правда? И мусоны вытащили его из беды?

— Следуй за мной, Эдик, — пригласил Матвей Игнатьевич, — тебе нужно как следует подкрепиться, вымыться, примерить протез, который мы бережно хранили для тебя. В общем, тебе нужно прийти в себя. На нашем корабле для этого есть все условия. Марина, проводи Эдварда. Думаю, тебе следует помочь ему.

— Есть, — ответила девушка, отсалютовала Кондратьеву и аккуратно взяла заключенного Цитруса под локоть. Не отрывая глаз от красивого лица девушки, он заковылял за нею следом на корабль мусонов. Бородатые бойцы сопротивления за их спинами одобрительно загудели. Потом двое из них подхватили Эдика под мышки и потащили на руках.

— Заложим взрывчатку! — скомандовал Матвей Игнатьевич. — Взорвем эту посудину к чертовой матери. — Связанные полицейские с кляпами во рту сдавленно замычали. — Вместе со свидетелями, разумеется, — уточнил Кондратьев с самым довольным видом. — Где это видано, чтобы мусоны оставляли свидетелей?! Адью, легавые! — Махнул он на прощание и двинулся следом за Эдиком и Мариной.

Спустя каких-нибудь десять минут полностью обнаженный Эдик уже нежился под заботливыми руками юной мусонки, лежа в шикарном джакузи. Гипс слегка мешал, но после приема изрядной порции фенобарбитала Цитрусу было уже всё равно. Марина осторожно намыливала спину бойца за права мусонов, приговаривая:

— Боже, какой ты стал худой, Эдвард! Когда я видела тебя в последний раз, ты таким не был.

— Это потому, что тогда я был богатым наследником, дедушка оставил мне бубличную фабрику на Амальгаме-12, — нравоучительным тоном сообщил Цитрус. Ему было как никогда хорошо. — А сейчас я беглец от закона. Суд наверняка приговорил бы меня к смертной казни за убийство главы сената Анатолия Пупочкина.

— Этот Пупочкин был очень плохим человеком, — поделилась с Эдиком девушка, — взяточником и казнокрадом. Но это мелочи — он собирался выпустить закон, запрещающий нашу организацию. А великого магистра мусонов Адольфа Шимлера он грозил посадить в тюрьму.

— В тюрьме не так уж и плохо, — сообщил Эдик, — вот здесь потри, пожалуйста, — он ткнул пальцем в область пупка. — Полагаю, Шимлеру там бы понравилось… — Тут Марина принялась намыливать его живот, и Цитрус сомлел совершенно. Из небытия его вывел громкий голос Матвея Игнатьевича: