Фиона Макинтош - Предательство

Если бы мама пожила чуть подольше! Если бы она не умерла, даже не успев приложить ее к груди! Неужели в этом все дело? Но почему отец уверен, что это она, Элисса, лишила его единственной женщины, которую он обожал?

О боги… Тор, как ты мне сейчас нужен!

И Элисса заплакала.

Прошло несколько часов.

Наконец девушка поднялась, прошла в крошечную каморку служившую ей спальней, и налила в большую чашу воды из кувшина, который стоял на шатком столике. Вода была ледяная, но Элисса заставила себя зачерпнуть полные пригоршни и как следует умыться. Ей надо было привести себя в порядок и собраться с мыслями.

Затем она взяла кусок фланели и начала тщательно растирать лицо. Постепенно ее движения стали яростными. Она терла шею в том месте, куда ее украдкой поцеловал Тор, потом принялась за губы, словно хотела стереть все следы их страсти. По мере того, как кожа высыхала и разогревалась, горе становилось все сильнее, пока не переросло в гнев. Элисса поняла, что не на шутку разозлилась. Когда Тор смотрел на старика, в его глазах был не только страх перед страшным пришельцем. Нет, скорее уважение. В его огромных, завораживающих голубых глазах… Элиссандра тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Она переоделась в чистое и спустилась по узким каменным ступеням. Как же ей ненавистен этот дом! Отец вот-вот вернется… При этой мысли Элиссу охватила слабость. И тут, словно в ответ на ее мысли, в дверном проеме появился темный силуэт. Девушка вздрогнула от неожиданности, кувшин, который она несла, выскользнул из рук, упал на каменные плитки и разбился. Во рту появился привкус крови: похоже, она прикусила губу.

— О, дорогая…

Этот мягкий голос, несомненно, принадлежал женщине. Через миг его обладательница осторожно шагнула в дом, сняла капор и шаль.

— Простите… Я думала, вы… — Элисса замялась. — Кто вы?

— О… я просто проезжала мимо и хотела поинтересоваться: может быть, хозяева позволят старой женщине немного отдохнуть в амбаре…

Элиссандра уже не слушала. Она опустилась на пол, прямо в лужу, и подол ее юбки мгновенно промок. Но она ничего не замечала. Из глаз хлынули слезы. Ее переполняли чувства: облегчение — потому что она ожидала увидеть отца, гнев и обида, которые еще не прошли… и еще она очень переживала из-за кувшина.

— Ох, девочка моя! Послушай, не надо плакать. Ну подумаешь, разлила воду, разбила старый глиняный кувшин — Женщина была пожилой, но удивительно сильной. Она помогла Элиссе встать, усадила ее на стул и сама убрала все осколки и вытерла воду. Потрясенная, Элисса могла лишь наблюдать за ней. Странно, но в этой женщине не было ничего пугающего. Наоборот: в ее присутствии почему-то становилось спокойнее.

— Пожалуйста, будьте как дома, — выдавила она наконец. — Располагайтесь… отдохните… Кроме меня, тут никого нет…

Старушка кивнула в знак благодарности и начала тихо напевать.

Колыбельная. Ее звуки лились, как бальзам, облегчая боль. А когда странная женщина успела вскипятить воду и приготовить травяной чай? Кажется, прошло не больше мгновенья, прежде чем сильные морщинистые руки вложили девушке в ладони теплую кружку, а ее содержимое оказалось сладким. Мед-то откуда взялся? Мысль мелькнула в сознании Элиссы и исчезла. Девушка маленькими глотками пила чай, слушала чудесный напев и не могла думать ни о чем.

Потом она вдруг обнаружила, что в комнате горят свечи, ставни закрыты, чтобы лунный свет не проникал снаружи, а саму ее ведут вверх по лестнице. Словно в полусне, Элисса почувствовала, как женские руки бережно снимают с нее одежду. Волосы как бы сами собой оказались стянуты в хвост, но не туго, а так, чтобы они не спутались за ночь. Эти же руки осторожно, ласково уложили ее в постель, укрыли одеялом — точно так же делал когда-то ее отец, когда она была совсем маленькой, а он любил ее. Элисса улыбнулась. А может быть, только подумала, что улыбнулась.

Колыбельная по-прежнему доносилась откуда-то издали — тихо-тихо, чуть слышно. Но веки у Элиссы уже отяжелели, и сон звал ее в свои объятья. Она спала без сновидений. А если бы проснулась, то увидела бы старушку, которая неподвижно сидит у ее кровати, закутавшись в выцветшую старую шаль, и бесконечно повторяет один и тот же мотив.

Проснувшись, Элисса почувствовала удивительную легкость. Тревога не прошла, но дразнящий запах горячих пирогов заставил ее быстро подняться с постели. Интересно, когда это она успела влезть в ночную сорочку? Девушка стянула ее через голову, и кожа тут же покрылась пупырышками.

Элиссандра распахнула ставни. На улице моросил дождь — такой мелкий, что капли висели в воздухе, точно туман. Сияние солнца едва пробивалось сквозь толщу серых облаков, словно пыталось напомнить о своем существовании. Девушка поежилась. Пожалуй, стоит одеться потеплее. Конечно, в старых поношенных одежках не очень-то согреешься, да и выбор невелик… Но настроение у Элиссы было превосходное. Она снова расчесала волосы, нашла свою единственную шелковую ленту и стянула их на затылке.

Кстати, а где та удивительная старушка, что появилась прошлым вечером? Элисса решила, что гостья осталась на ночь… если только отец не пришел, пока она спала. Но вряд ли отец догадался бы принести из пекарни горячие пироги… При воспоминании об отце мысли девушки приняли другое направление. Где он? Может быть, стоит пойти поискать его?

Обычно подобные поиски заканчивались в каком-нибудь закоулке, до которого отец добирался прежде, чем ноги отказывались повиноваться. Элисса помогала ему встать и дойти до дома, отмывала его, укладывала спать. Потом он просыпался, и тогда Элисса кормила его, слушала, как он, бранясь на чем свет стоит, рассказывает о своих ночных злоключениях. Это были счастливые минуты, когда отец был трезв и способен соображать, и его можно было убедить заняться каким-нибудь делом. Девушка вздохнула. Какая жалкая жизнь!

Она вспомнила Тора и поневоле улыбнулась, но тут же одернула себя. Она не станет о нем думать… по крайней мере, сейчас. Позже она снова попробует обратиться к нему. К тому же он должен непременно зайти за Сударыней — иначе его отец останется без работы… Все еще радостная и оживленная, Элисса поспешила вниз… и остановилась как вкопанная. Старушка затягивала ленты своего капора и явно собиралась уходить.

— А, вот и ты. Выглядишь неплохо, моя девочка. Я очень рада, — старушка улыбнулась и накинула на плечи шаль. — Ну что же, мне пора. Надеюсь, ты не обиделась из-за того, что я у вас заночевала? Я просто не могла оставить тебя в таком состоянии. И ты такая худенькая! Послушай, я там испекла пирожки, они еще горячие, и чай заварен. Обязательно поешь. Тогда я буду спокойна. Старушка подошла к пораженной девушке, обняла ее, затем взяла матерчатую сумку. И тут Элисса метнулась к двери и захлопнула ее. Должно быть, в ее глазах блеснуло что-то такое, что гостья охнула и непроизвольно вскинула руку, защищая горло.