Виктор Косенков - Русские навсегда

Под потолком болталось что-то, отдаленно напоминающее медузу, видимо, люстра. В остальном, если не считать пары кресел и крохотного журнального столика, комната была пустой.

«Странно, – подумал Сергей, сбрасывая одеяло. – Где остальные?»

Он помнил, правда, смутно, как вчетвером они ввалились в эту квартиру, как он упал прямо на пороге. Потом помнил чьи-то руки, кажется, женские. Его раздевали. Он порывался встать. Почему-то хватался за штаны. Еще Сергей помнил голос, нежный, спокойный.

«Ерунда какая-то… Уложили, будто я больной какой-то… Где Ромка? Он же совсем плох был…»

Сергей вскочил с дивана. Удивительно, но чувствовал он себя вполне отдохнувшим, даже бодрым. Прежняя валящая с ног усталость осталась в прошлом.

Осторожно, стараясь не шуметь, он выглянул в коридор. Слева доносились звуки и лился свет. Что-то звякало. Слева, в полумраке коридора, он углядел две двери. В одной горели свечи.

Сергей подошел к дверному проему, заглянул. На большой кровати, раскинувшись, лежал Ромка. В неясном мерцании было видно, что ссадины его уже чем-то обработаны. Рука перебинтована, на лбу повязка. Парень дышал тяжело, часто.

Сергей развернулся и пошел туда, где свет был ярче и доносились громкие голоса.

На кухне, за круглым столом, неудобно придвинутым к стенке, сидели Михалыч и Гриша. Голоса доносились из включенного телевизора.

– Привет, – сказал Сергей. Голос оказался хриплым, в горле будто песка насыпали.

– О, – голый по пояс Михалыч развернулся и поморщился. На груди, как раз напротив солнечного сплетения, расположился здоровенный синяк. – Проходи, садись. Водку будешь?

– Водку?… – Сергей плюхнулся голым задом на холодный кожзам стула. – Водку…

– Будешь, – решил Михалыч. – Самочувствие, поди, паршивое?

– Не знаю. Вроде ничего не болит. Ну, разве что горло.

– Тогда точно надо. Простуду мы запросто могли схватить. А в этом случае перцовки тяпнуть – первое дело.

Он открыл белый шкафчик, расположенный около мойки, вытащил оттуда небольшой граненый стакан, близнец тех, что уже стояли на столе, и щедро плеснул в него коричневатой жидкости.

– Давай… Сразу все. И закусить тут… – Михалыч подтолкнул ладонью тарелочку с какой-то нарезкой, хлебом, сыром и острыми маслинами. – Поехали. Гриш, ты с нами?

Гриша хмуро кивнул. Он мог только пить, закусывать кашей было как-то несолидно.

Водка обожгла гортань и ухнула в желудок огненным комком.

Сергей охнул, быстро слепил себе бутерброд и закусил. Когда дыхание выровнялось, внимательно присмотрелся к этикетке.

– Восемьдесят?… – удивленно прошептал он. – Ну вы даете…

– Другой не было, – Михалыч развел руками. – Так что закусывай.

– Чего говорят? – спросил Сергей, указывая на телевизор.

– Да, собственно, ничего не говорят. Про нас точно ничего. Пока какую-то гадость крутят, новости через минут пятнадцать должны быть.

– Чего с Ромкой?

– Не слишком хорошо. Помяли крепко, хотя вроде бы сломанных ребер нет. Но отбили капитально все, до чего добрались. Отлежаться ему надо. Крепкие попались подонки. На мне, к слову сказать, броник был. Легкий совсем, но все же. Битой так сунули. – Он осторожно, кончиками пальцев потрогал синячище. – Был бы голый, убили бы. Я это проходил. В сердце «бам», и все. Привет. Удар редкий. Особенный.

– Ты кашлял вроде…

– Еще бы. Все горло сорвал, пока продышался. Ты в этот момент за пистолетом бегал.

– А с Ромкой точно все нормально будет? Может, к врачу?

Гриша покачал головой.

– Не. – Михалыч снова разлил водку по стаканам. – У Гришки жена медсестрой работает. Так что квалифицированная медицинская помощь нам была оказана. Поехали!

На этот раз водка легла значительно проще. Мягче.

Хотя слезу все равно выбила.

Гриша сложил бутерброд и положил его рядом со своим стаканом.

– Да и я… – просипел Михалыч, прикладывая к носу кусочек хлебушка. – Кое-что понимаю. Глядишь, не помрет…

– Типун тебе на язык… – пробормотал Сергей.

– Ну… – Михалыч развел руками. – В сложившихся обстоятельствах вообще удивительно, что мы тут все сидим.

Гриша кивнул. Его голова мотнулась, видимо, программист изрядно набрался. Перед ним лежало штук семь бутербродов, которые, должно быть, означали количество выпитых стаканчиков.

– Ты себе представляешь, Сереженька, уровень нашей удачи? – Пьяненький Михалыч становился добр ко всему миру. – Представляешь? Это кто нас так любить должен, чтобы так… так прикрывать? Кто?

– Ну, меня вроде некому. – Сергей кинул в рот оливку. – Родители померли уже. Гришка вон тоже интернатский. Да еще, как выяснилось, разведенный. Чего скрывал-то?

Гриша пожал плечами и выпятил нижнюю губу, что тут, мол, говорить…

– Может, у Ромки есть кто?

Гриша отрицательно покачал головой и замахал руками на манер бабочки.

– Порхает, – понимающе определил Михалыч. – Аки пчела.

– Пчела не порхает. Пчела летает. По делу, – внес коррективы Сергей.

– Да шут с ней. Я до сих пор не пойму, чего мы такого сделали, что нас до сих пор под асфальт не закатали? Хотите верьте, хотите нет, но ангелы за нас хлопочут там…

Он ткнул пальцем куда-то в потолок.

– Это Машка твоя, – сказал Сергей, наливая еще одну стопку. – И дети. Им спасибо надо сказать.

– Машка, да. – Михалыч пьяно улыбнулся. – Машка она может… Она ведь у меня…

Он растроганно прослезился.

– Да везет нам просто. – Сергей поднял стакан.

– Не просто. – Михалыч погрозил ему пальцем. – Не просто.

Они выпили. Гриша сложил еще один бутерброд и закрыл глаза.

Михалыч занюхал хлебушком, тряханул головой и продолжил:

– Не просто, а охеренно!

– Накачиваетсь, алконавты? – послышался женский голос.

Михалыч закашлялся и обернулся к двери.

– Оленька! Проходи, садись, лапушка! – Он быстро вскочил, освобождая стул.

– Налейте, что ли, девушке, – хмуро предложила Оля. – А то не заснуть с вами, так хоть не зря вечер пропадет. Завтра выходной, слава богу.

Она была одета все в тот же розовенький халатик, и Сергей неуклюже подвинулся, пропуская ее мимо себя в тесноте кухни. Внезапно он осознал, что сидит голым…

– Гхм… Извините… – Неуклюже прикрываясь и чувствуя себя от этого еще более стесненно, он вышел в коридор.

Вернувшись в комнату со свечами, он нашел свои джинсы, но обнаружил, что они мокрые. Встал в нерешительности. Одевать мокрое категорически не хотелось. Однако и сидеть с голой задницей было не с руки.

– Возьми, – раздался из-за спины женский голос.

В комнату вошла Оля, протягивая Сергею широкое банное полотенце с какими-то не то волками, не то собаками.

– Твои штаны мокрые, ты весь, как ледышка, пришел… – Она рассматривала его непринужденно, легко, как могут, наверное, только медсестры. Однако от этого неприкрытого и вместе с тем чуть-чуть прохладного интереса Сергей почувствовал себя… по-особенному.