Виктор Косенков - Русские навсегда

Калугин поднялся наверх. В разгромленную квартиру.

– Ну что, Леша, – обратился он к Иванову. – Еще раз опоздали?

– Не пойму я, Владимир Дмитриевич. – Иванов горестно сидел на лестнице. – Не пойму.

Лампы дневного света придавали его лицу зеленоватый оттенок, подчеркивая круги под глазами. Превращая молодого мужчину в старика.

– А чего тут не понять? – Калугин привалился к стене. – Обыграли нас, Лешенька, обыграли. Опять. Если бы мы с тобой жили в Японии, то пора было бы харакири делать.

– Приеду в Управление, – Иванов сжал кулаки, – я этого Рогинова порву! Порву, суку!

– Да, подгадил нам техник… Сучий сын, продажная душонка. Один человек, а какие последствия?… Вот и задумывайся теперь над ролью личности в истории.

На площадке появился участковый с двумя перепуганными гражданскими.

– Понятые…

Калугин сделал жест, проходите, мол.

– Ладно. – Владимир Дмитриевич отлепился от стены. – Давай, Леша, пройдемся еще раз. И поедем клиентов допрашивать.

– Да толку… По рожам видно, «бычки» тупые. Таких специально растят. На убой… Многого они не скажут, просто потому, что не знают.

– Ну, хоть душеньку потешим. – Калугин хрустнул пальцами. – Я после того, что они тут учинили, очень настроен… по-деловому.

В бане всегда хорошо. А когда в нее залетаешь с мороза, да уже не в первый раз, то и подавно.

– Эх! Пар столбом, дым коромыслом! – Дверь коротко скрипнула, и внутрь, пригибаясь, чтобы не стукнуться о притолоку, заскочил Петр Фадеевич. В парилке тут же стало тесно. Раскрасневшийся от холода, волосы дыбом, хозяин дома заухал, стряхивая с себя остатки снега, и стал похож на лешего, по ошибке затесавшегося среди людей. Да и случись такое, Сергей не слишком бы удивился. Баня стояла поодаль от остальных домов, ближе к лесу. Да и выглядела как-то… чуточку диковато. Грубые толстые бревна, все сделано с запасом, на века. В предбаннике вениками травы висят и пахнут так… Если закрыть глаза, то можно представить, что именно этим вкусным ароматом увядшего, спящего лета пахнет Время.

– Охо-хо! – заголосил Петр Фадеевич, плеская на камни. – Охо-хо!

Он запрыгнул на полок, пригибая голову.

– Эх, сейчас накатит!

И накатило.

Вдарило мокрым жаром, да так, что воздух из легких вышел и сжалось все до хруста в суставах.

– У-у-ух… – закряхтел Михалыч. – Ну, Петр Фадеич, ты дал… Ох, не выдержу!

– Терпи, терпи, Антоша! – закрыв глаза, голосил хозяин. – Терпи!

Сергей поймал себя на том, что начинает тихонько подвывать. Жар достиг своей верхней точки… и неожиданно полегчало. Стало легче, да и вообще возможно дышать. Воздух больше не обжигал горло, не скреб кожу кипятком.

– О-о… – простонал Михалыч, расслабляясь. – Хорошо…

– Вам хорошо, а нам подавно, – ответил хозяин.

Вообще пословицы, поговорки и всякие присказки сыпались из Петра Фадеевича, как из рога изобилия. Казалось, что на каждое слово у него найдется два, да еще и в рифму.

«Пора выходить, – подумал Сергей, чувствуя, как мягко начинает кружиться голова. – А то с непривычки распарит…»

Он сделал движение слезть с полки, но Петр Фадеевич остановил:

– Куда? Сергунька! Мы ж еще и не парились!

– Да я уже… – смутился Сергей.

– Уже – не гоже. Давай на полок! Антоша, веник!

Своими огромными руками Петр Фадеевич схватил сразу два веника.

И началось.

Удары сыпались на Сергея, казалось, со всех сторон. Только жарко шипели на камнях брызги да свистели березовые веточки в раскаленном воздухе.

Сергей что-то орал, но все тонуло в громком уханьи Михалыча да в какой-то варварской частушке, которую под ритм ударов горланил Петр:

– А теперь меня! – завопил Михалыч, и Петр Фадеевич безо всякой остановки перекинул веники на его спину.

Когда, вдоволь нахлеставшись и наплескавшись, мужики вышли в предбанник, то на большом, сколоченном из цельных бревен столе уже стоял настоящий самодельный квас. Не жгучая химия в бутылках, а тот самый, хлебный.

Хозяин отхлебнул из большущей кружки солидный глоток, крякнул и передал Михалычу. Тот пил долго, со вкусом, вздыхая. Сергей пил осторожно, со страхом городского жителя перед любыми холодными напитками.

– Хорошо… – прошептал Михалыч, откидываясь на бревенчатую стену. – Хорошо…

После недолгого молчания Петр Фадеевич спросил:

– Что случилось-то у тебя, Антоша? Я ж вижу…

– Ох, да влетели мы с ребятами… Не то по случайности, не то по глупости. Хотя случайность, она вроде пока нашу сторону держит.

– Да ведь ты не последний карась в пруду, знаешь, поди, с какой стороны бредень забрасывают.

– Знаю. Но на меня управа есть, да и не в деле я давно. Сам знаешь, Фадеич, я слово держу. Сказал, что завязал, значит, завязал.

– Да верю я, верю, – вздохнул Петр. – Чего приключилось-то? Говори…

– Сложно это объяснить…

– Ну, попробуй, ум хорошо, а два, оно лучше.

– В общем, есть у меня документ один. Важный. От того, в чьи руки он попадет, многое зависит. Думал безопасникам вручить, да у них, по ходу дела, у самих такая круговерть. Никакой уверенности нет. То ли ФСБ, то ли… еще кто. Очень уж, Фадеич, ошибиться боюсь. Сунешь не тому, кому надо, и привет. Боюсь. Потому и сюда кинулся.

– Чего так?

– Единственное место, где я хоть в чем-то уверен. Честно тебе скажу. Эту деревушку можно долго оборонять…

– О как…

– Да вот так… Уж ты извини, что вышло таким макаром…

Петр Фадеевич вздохнул. Налил из кувшина еще квасу. Осушил всю кружку. Крякнул от удовольствия.

– Тут, Антоша, получается загвоздка. Да такая, что хоть караул кричи.

– Я понимаю. – Михалыч смотрел в пол.

– Не понимаешь, – твердо ответил Петр. – За этой штуковиной придут. Кто-нибудь, да придет. Так ведь.

– Так…

– И что я должен делать? Как староста я должен тебя из деревни гнать, с ребятами твоими. А как отец своей дочери? Да еще как дед… Ну, так ведь тут не один я такой, люди вокруг. Понимаешь? Тут, брат, все не так просто. Тут думать надо. Время-то у нас есть?

– Есть… Наверное.

Петр вздохнул.

Помолчал.

Остывающая баня поскрипывала, словно живая. Снаружи ветер гонял снежные облака, а тут было тепло, уютно и пахло летом. Сергею хотелось закрыть глаза да так и остаться тут, по возможности навсегда.