Николай Басов - Тотальное преследование

И дождался. Часа за два до того момента, когда ему следовало загружаться в добывающий бот, неожиданно по громкой связи объявили, что к ним направляется группа каких-то экспертов-контролеров и всему личному составу предлагается оказывать им полное содействие.

Том, когда это услышал, валялся у себя в каюте, не спал, лениво смотрел какую-то новостную передачку по встроенному телевизору, но тут вдруг понял… А ведь зря он успокоился, ничего еще не кончено. Если его проверяла служба безопасности компании, это не значит, что не будут проверять другие. Он стал думать, чем ему грозит появление таинственных контроллеров? И спустя пару минут понял: они явились за ним.

Снова, как уже бывало раньше, он знал – ему грозит опасность, ему следует сматываться… Вот только куда?

С деланым безразличием, на каких-то остатках той отстраненности, которую он нагонял на себя во время проверки службой безопасности компании, Извеков дотащился до переходных тамбуров к добывающим машинам. Спасательный бот стоял в стороне от всех, к нему даже вел специальный пандус. В принципе, в этом не было ничего необычного, он и должен был тут находиться.

Том, как был в повседневной форме, так и забрался в него. Лишнего комбинезона в лодочке не оказалось, хотя он должен был там находиться. И воздуха было мало – не больше, чем на месяц, если рассчитывать на одного человека. Зато запас хода – почти шестьдесят процентов от максимальной. Для субмаринок такого типа это было немало. До Индии, как Том когда-то рассуждал, ему на такой заправке не дойти, но до Флориды – вполне. Еще, к сожалению, в боте оказалось очень мало поглотителя углекислоты, но Том умел пользоваться им рационально…

И он решился. Устроился в кресле, пощелкал какими-то незнакомыми тумблерами, чтобы сразу уяснить, для чего они предназначены, загерметизировал переходники и сбросил захваты. Лодка пошла вниз, на дно.

Вода привычно взвихрилась в иллюминаторах и перед лобовым стеклом, а потом все успокоилось. Извеков был в лодке, никто не удосужился его остановить. Он был один, и у него была возможность хода на три тысячи морских миль, считая, разумеется, не только энергетику машин, но и способность поддерживать его жизнедеятельность.

И Том поднажал. Глубины в том месте, где располагалась платформа, были побольше тех, с которых Извеков начинал в Северном море. Метров до восьмисот – в расселинах даже больше. Может быть, существенно больше, а лодка была рассчитана на глубину до полумили, то есть девятьсот метров с копейками – вот и все, что она способна была выдерживать.

К тому же вокруг платформы располагалось небольшое по меркам шельфа плато, и это было плохо: спрятаться тут было абсолютно негде. Зато милях в сорока находилась какая-то гряда. Том знал это совершенно точно, недаром лодировался на течения и навигацию в этом районе, в том числе, как он почти с удивлением вдруг осознал, и на подводную навигацию. К гряде он и направился.

Когда она стала уже высвечиваться на экране локаторов, Том обнаружил, что это не совсем настоящая гряда, а так, невысокая грядка… Но она обещала хоть какое-то укрытие.

Еще его не покидала мысль, что ему через два часа, если бы он не удрал с платформы, полагалось бы уходить на добычу. А ход его бота был не намного больше двадцати узлов. Это значило, что в тот момент, когда он достигнет гряды, на платформе заметят его отсутствие и скорее всего объявят тревогу, и то – при двух условиях. Первое, если никто не заметил, что он плюхнулся на спасательную лодочку и ушел в неизвестном направлении; и второе, если ребята, которые вылетели на платформу за ним, не прибудут раньше. Если они прибудут раньше, то сразу же попробуют его найти, а значит, у него еще меньше времени, чем пресловутые два часа, – скорее всего, меньше.

Бот шел не слишком глубоко, но все же в холодных водах, а следовательно, его можно было при желании выследить по тепловому шлейфу, который оставлял перегретый движок. Впрочем, выследить его можно было и по другим признакам, например по шумам, по волновому следу, неизбежному на такой скорости, да и вокруг зоны выработки платформы могли стоять какие-нибудь датчики, чтобы регистрировать каждое вторжение или незапланированный выход за эту условную, но вполне явственную границу. Или как-нибудь по-другому, чего Том не знает.

Вот только… Для того чтобы проследить бот по шумам, следовало остановить все работы на платформе, для поисков инверсионного следа нужно было выслать искателей за пределы взбаламученности, возникающей при добыче местных пород, а это выглядело маловероятным. «Впрочем, время подскажет, – думал Том. – Если я что-то сделал не так, где-то ошибся, мне укажут на ошибку, когда возьмут». Или не укажут, потому что он будет уже лишь предметом, подлежащим доставке… куда-нибудь для полного контроля и изучения. И для приговора, возможно, подразумевающего безусловное уничтожение.

Мысли эти были грустными, и Том от них попробовал отвлечься. Для этого сделал простейшую вещь, которой его научили еще во время учебы на первой платформе. Он оторвал от марли из гигиенического пакета довольно длинную полоску и липким пластиком-гидроизолятором, которым полагалось затыкать мелкие течи, приклеил эту полоску от одного стрингера до другого. Фокус был в том, что когда лодку серьезно сжимало, эта полоска должна была провисать. Она и стала провисать. Значит, глубиномер, который показывал, что бот уже подходит к пределу прочности лодки по глубине, не врал. Извеков оказался близок к той зоне, когда вода начнет проламывать обшивку и затоплять лодку, поднимаясь все выше и загружая ее не хуже балласта. И тогда ему останется только всплыть и попасть в руки врагов или утонуть в этой кабинке… Если раньше не задохнется из-за неспособности техники обеспечить ему дыхание.

Вот эту проблему вообще-то тоже полагалось бы решить. «Что я буду делать, – подумал Том, – когда настанет такой момент?» Дело в том, что неизвестно же, что с ним будут делать. Если его просто расстреляют, тогда скорее всего он выбрал бы расстрел. А если над ним начнут, как он полагал, экспериментировать, заживо выжигая рассудок, выявляя его возможности, – тогда и смерть от удушья не слишком страшна.

А еще Извеков попробовал думать о Нго. Она ему нравилась сейчас, она была чем-то светлым, без чего он не продержался бы на платформах так долго, и с таким… едва ли не удовольствием. Она ему многое дала.

А он ушел, не попрощавшись… Теперь оставалось только надеяться, что все у нее будет хорошо, что ее не станут «трясти» больше, чем необходимо, что в конце концов она родит и построит свое маленькое счастье. А его забудет, как забывала, вероятно, других неудачников, которых и прежде встречала в жизни.