Андрей Жвалевский - Мастер силы

– …Сдаюсь! - через сорок минут Емельян Павлович поднял руки вверх и для убедительности заложил их за голову. - У нас действительно аномальная область, и я действительно умею эти аномалии улавливать…

– Не улавливать, - Иван Иванович выглядел усталым, - а создавать. До чего ж вы упрямый. То доказываете мне, что пиво в холодильнике наколдовать можете, а то очевидное отрицаете.

– Опять сдаюсь! Признаю себя всемогущим и благим, создателем Вселенной вообще и рынка оргтехники в частности.

Портнов остался непроницаемым.

– Вселенную, да и рынок оргтехники, - это ещё до вас. А вот насчёт всемогущества вы почти угадали. Вернее сказать, вы почти всемогущи.

Завершить лекцию Иван Иванович не успел. Дверь кабинета вдруг распахнулась с неприличным треском, и в комнату ввалились грубые люди в чёрных масках и камуфляже. За ними, отстав на полсекунды, влетели их же грубые вопли:

– Мордой на стол! Руки, сука! Не двигаться!

Поговорить удалось только в камере для временно задержанных.

По пути Леденцов пытался что-нибудь выяснить, получил краткий, но выразительный ответ в виде тычка прикладом и благоразумно заткнулся.

Зато уж в камере Емельян Павлович дал волю чувствам и словам. Обращал он их к потолку и лишь на излёте вдохновения повернулся к собрату по несчастью:

– Всемогущий, говорите, Иван Иванович? А отсюда, стало быть, начинается мой путь на Голгофу?

Иван Иванович поморщился, как будто упоминание о Голгофе задело его за живое.

– Почти всемогущий, - выделил он первое слово. - Но не абсолютно.

– И кто ж моё всемогущество обломал? Другой всемогущий? Только злой и нехороший?

– Вы на верном пути, - Иван Иванович понизил голос, - однако давайте потише, иначе вас очень скоро переведут в психиатрическую лечебницу.

Леденцов огляделся. В камере было ещё четверо задержанных, и смотрели они на гостей с брезгливой опасливостью.

– Лучше пораскиньте мозгами, - так же тихо продолжил Портнов, - почему вам не удалось тогда спасти вашего друга Мартова?

Теперь настала пора морщиться Леденцову.

– Мартов-то тут при чём? Кстати, если уж я такой разэдакий, то почему я не смог его спасти?

– Дело в том, что кроме таких, как вы, мастеров силы…

– Кого?

– Мастер силы, мастер желания, "топор" - выбирайте термин себе по вкусу. Так вот, кроме всемогущих со знаком плюс есть ещё всемогущие со знаком минус.

– Понятно. То есть эти парни, -Леденцов перешёл на театральный шёпот, - хотят зла! "Я часть той силы, что вечно хочет зла"…

– …"и вечно совершает благо". Очень удачная цитата. Только нужно её перевернуть. "Я часть той силы, что вечно хочет блага и совершает зло".

– Один из лучших переводов, - раздалось из-за спин собеседников.

Развернувшись, Иван Иванович и Емельян Павлович обнаружили, что не все обитатели камеры шугаются от них, как от тихопомешанных. Серый тип невнятной наружности под шумок подобрался вплотную и, очевидно, подслушивал. Фигура его невероятным образом совмещала в себе худобу и отёчность, светлые глаза смотрели с меланхолией верблюда сквозь перевязанные ниткой очки. Изо рта у незнакомца неприятно попахивало.

– Прошу прощения, - серый тип прикоснулся к воображаемой кепке жестом профессионального попрошайки, - я случайно услышал цитату о благе и зле. И я полностью с вами согласен.

– Эй, Тридцать Три! - крикнули от окна попрошайке. - А ну иди сюда, баран!

– Все нормально! - Иван Иванович успокаивающе вскинул руку, и Леденцов обнаружил, что этот человек умеет говорить властно.

У окна тоже это почувствовали, во всяком случае, промолчали.

– Благодарю, - очкарик поклонился.

И этот жест у него вышел странно смешанным: угодничество и достоинство в одном флаконе. Точнее, в одной бутылке из-под пива.

– Так я продолжу. Перевод, который цитировали вы, использовал и Михаил Афанасьевич Булгаков. Иногда используют перевод Пастернака. Как это… - человечек прикрыл глаза и почти пропел, - "Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла". Правда, хуже?

Емельян Павлович терпеливо сопел, дожидаясь, когда можно будет вернуться к интересующему его разговору. Портнов, наоборот, слушал с очевидным вниманием.

– Любопытно, - сказал он. - Вы в прошлом филолог?

Леденцов вздрогнул. Не хватало ещё встретить здесь однокашника.

– Лингвист, - ответил серый человек. - Точнее, текстолог. Был младшим научным сотрудником института кибернетики. В Москве.

Последнее обстоятельство он отметил с чувством превосходства.

– И зовут вас?

– Тридцать Три, вы же слышали. Это уменьшительно-ласкательное от "Тридцать Три Несчастья".

Емельян Павлович наблюдал за беседой с недоумением. Он не представлял, кому придёт в голову обращаться к блеклому бомжу уменьшительно, да ещё и ласкательно. Зато в глазах Портнова горел охотничий азарт.

– Это потому, - продолжал Тридцать Три, - что я приношу несчастье. Так считают.

Иван Иванович чуть не облизнулся.

– Если бы я верил в судьбу, - сказал он Леденцову, - я бы сказал, что это её знак. А где найти вас, милейший, - обратился он к бывшему лингвисту, - ради продолжения беседы?

– Здесь. Или на вокзале.

Вопроса "зачем?" он не задал. Раз спрашивают, значит нужен. Господам виднее.

– Послушайте, - Емельян Павлович еле дождался, пока Тридцать Три отойдёт на шаг, - зачем вам этот бомж? Мы говорили о людях, которые хотят блага, а творят чёрт знает что.

– А это один из них, - ответил Портнов, глядя в спину спившемуся текстологу. - Типичный мастер сглаза. Не слишком сильный, но для начала сойдёт.

– Для какого начала? Учтите, я в авантюры никогда не впутываюсь.

– Уже впутались.

– Леденцов! - крикнул охранник. - Портнов! На выход с вещами!

Емельян Павлович так и не понял, почему, покинув каталажку, он не послал этого ненормального Портнова ко всем чертям со товарищи. Более того, уже на следующий день вёз его на своей "аудюхе" в сторону вокзала. Так получилось. Офис все ещё опечатан, счета арестованы, и заняться решительно нечем. Даже доказывать правду долго не пришлось: мэр лично пообещал во всём разобраться и "объяснить этому щенку, кто есть кто в городе". "Щенком" оказался молодой горячий прокурор, который вдруг бросился бороться с криминалом вообще и "крышеванием" в частности. Кто-то из завистников указал на "Мулитан", и…

Леденцов помотал головой. Все, надоело. Вячеслав Андреевич кровно заинтересован в стабильности бизнеса, вот пусть и выкручивается, раз мэр.

Сидящий рядом Иван Иванович сегодня был немногословен. Запас красноречия он растратил, убеждая Леденцова найти лингвиста-бродягу.

– Вы ведь спать не сможете, - говорил он, - все будете Думать о моих словах, о мастерах силы и сглаза. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть.