Руслан Мельников - Пески Палестины

Стоп! Он убрал руку с гашетки. А к чему отпугивать? Собственное‑то спасение? Других кораблей они ведь могут и не дождаться.

— Всем сложить оружие! — приказал Бурцев.

Пару секунд на него смотрели как на умалишенного.

— Что?! – первым взбунтовался Освальд. — Хочешь провести остаток дней гребцом на галере?

— Нет, Освальд, я просто хочу сменить корабль. Лоханка Хранителей вот‑вот пойдет ко дну, а когг… Если бы нам удалось захватить пиратский когг…

Дошло наконец! Дружинники один за другим клали оружие на палубу. Не слишком далеко, правда, чтоб под рукой было. Правильно…

— Джеймс, ты вроде разбираешься в морском деле? — спросил Бурцев.

— Угу, — утвердительно кивнул папский шпион‑убийца.

— Как думаешь, мы управимся с коггом?

Джеймс пожал плечами:

— Ну‑у… Коггом управлять, конечно, проще, чем нефом. Если все правильно будут выполнять мои команды. Жаль, конечно, что вы не моряки…

Новгородцы восприняли последние слова как личное оскорбление.

— Да ты! Паршивый британец! Лазутчик латинянский! Не ходил ты в непогоду по Нево‑озеру! [3] 3 Древнерусское название Ладоги — взъярился Гаврила. — По Варяжскому морю не плавал на наших ладьях!

— А когг твой хваленый — та же ладья, только побольше чуток! — скрежетнул зубами Дмитрий.

— А вот моя много‑много плавалась в морская вода даже на легкая джонка‑лодка, — не преминул вставить свое веское слово Сыма Цзян.

Джеймс примирительно поднял руки:

— Все‑все‑все! Ваша взяла. Вижу, что не потонем.

— Но как ты собираешься захватить корабль, Вацлав? — поинтересовался Бурангул. ‑Там же народу уйма! На малых судах — десятка четыре, да на большом никак не меньше полусотни.

— У них нет невидимых стрел, Бурангулка. А у нас есть…

— И много их осталось, тех стрел‑то?

Да, татарский юзбаши знал, о чем спрашивать. Пара магазинов к зенитному пулемету, да «шмайсер» Сыма Цзяна, да фаустпатрон. Против трех пиратских кораблей.

— Нет. Не очень много. Но для этого боя хватит. Нужно только напугать пиратов посильнее. Дальше — дело за вами. За всеми нами. Хватаем оружие — и вперед. Успеем использовать страх врага — победим. Не успеем — погибнем.

Бурангул кивнул. Объяснение воеводы степняка устраивало. Остальных — тоже.

— Когда ж нам оружие хватать? — уточнил Освальд.

— Как только я открою огонь…

— Откроешь огонь? — изумился Гаврила. — Как откроешь? Какой огонь?

— Когда начну пускать невидимые стрелы, — пояснил Бурцев. — А произойдет это не раньше, чем нас возьмут на абордаж. До тех пор никто не должен притрагиваться к оружию. Даже смотреть на него, ясно?

Теперь им было ясно все.

Угнанный из Венеции «раумбот» в открытое море вышел впервые, и с таким противником средиземноморским пиратам раньше иметь дела еще не приходилось. А потому разбойнички вели себя весьма самонадеянно. Лучники и арбалетчики не стреляли. Зато глумливые насмешки сыпались градом. На хреновой уйме языков: в пиратской команде собрался такой же интернационал, как и в дружине Бурцева. О, пираты ржали от души! От немногочисленного экипажа странного полузатонувшего судна без парусов и весел морские стервятники не ожидали ни сопротивления, ни подвоха. Какое сопротивление, какой подвох, если враг уже сложил оружие. Ну, а нелепую кормовую конструкцию, похожую на обрубок колодезного журавля с навесным щитом, нападавшие и вовсе не принимали в расчет.

Стрелки бестолково толпились на боевых площадках. Больше для виду толпились. Абордажная команда — без щитов, с мечами, короткими копьями и длинными крюкастыми шестами — выстраивалась меж кормовой и носовой надстройками. Рулевой ворочал румпель, направляя высокобортный когг к задранному носу катера. Здесь перейти на терпящее бедствие судно было проще всего.

Пиратский парусник приблизился. Мелькнули в воздухе цепкие «кошки». Частыми струнами натянулись веревки и канаты. Царапнули по металлу крючья на длинных древках. Лязгнул о нос катера абордажный мостик. Тяжелый окованный клюв на конце узкого трапа засел в развороченной «мессершмиттом» палубе. Теперь два судна находились в единой связке, и расцепить их ой как не просто.

С воплями, молодецким гиканьем и посвистом пираты ломанулись на «раумбот». Кто‑то — по тесному мостику, а кто‑то сигал с нетерпячки через борт.

Первый, второй…

Тяжелые сапоги загрохотали по накренившейся палубе. Зазвучали удивленные возгласы, веселая брань, боевые кличи.

Третий, четвертый…

С носа катера пираты неторопливо спускались на притопленную корму, где понуро ожидала своей участи сдавшаяся без боя команда. У двадцатимиллиметрового пулемета ожидала.

Пятый, шестой…

Стрелки покидали боевые площадки, тоже проталкивались к абордажному мостику.

Седьмой, восьмой…

И девятый, и де…

Ну, хватит разбойничать, ребятки. Пора и честь знать!

Рев, которым отозвался МG. С/38 на тяжелую поступь абордажной команды, был сродни иерихонским трубам. Неминуемое возмездие и неотвратимая гибель слышались морской братве в том реве.

Первую очередь Бурцев выпустил по увешанной щитами кормовой надстройке когга, откуда еще нависали глумливые лица стрелков. Короткую, но действенную очередь. Один щит упал. Лица исчезли…

Бурцев поворотил ствол. И сразу — вторая очередь. Такая же короткая. В носовую башенку пиратского судна. Потом протянул третью — подлиннее — вдоль правого борта. По верхнему краю. На уровне груди тех, кто лез к абордажному мостику.

Летели, сыпались, падали щепки и люди. Пули насквозь прошивали и дерево, и человеческие тела. Ор стоял несусветный. На когге царила паника. На катере тоже. Уже перебравшиеся на «раумбот» пираты разделились. Трое, может, четверо в испуге юркнули за рубку. Остальные ломанулись обратно. Толпа, давка… Бурцев саданул еще раз.

Разбойники повалились, попрыгали в воду. Абордажный мостик мгновенно опустел. Кто‑то вскинулся было над бортом когга с натянутым луком. Но пустить стрелу не успел. Бурцев уложил смельчака.

Двое пиратов судорожно рубили канаты, стянувшие судна. Еще один возился у перекидного трапа. Бурцев успокоил и эту троицу.

Магазин опустел. Нужно ставить другой — последний. Нужно перезаряжать пулемет. Что ж, сделаем паузу…

— Они ваши! — рявкнул Бурцев своей малость ошалевшей команде.

И словно на незримую кнопочку нажал. Дружина ожила, похватала оружие, ринулась в атаку.

— А‑а‑а! — вопил Дмитрий.

— У‑у‑у! — взбесившимся паровозом гудел Гаврила.

— Ура‑а‑а! — надрывался Бурангул.

— О‑о‑о! Э‑э‑э! Ы‑ы‑ы! — Поляк Освальд, литвин Збыслав и прусс дядька Адам тоже демонстрировали силу легких.

— И‑и‑и! — злобно, обиженно визжали в унисон Ядвига и Сыма Цзян. Пан Освальд Добжиньский совсем не по‑рыцарски впихнул свою даму в рубку катера — правильно, там сейчас безопаснее всего. Низкорослый же китаец, со «шмайсером» в руках, ярился оттого, что никак не мог протиснуться вперед. А достать противника «невидимыми стрелами» из‑за спин дородных соратников у Семы не получалось.