Вадим Еловенко - Мы – силы

Ханин грустно усмехнулся, вспоминая, как его народ пытался утащить бочонок с собой. Пришлось бросить, когда нашли аптеку в каком-то селе. Но бросали бочонок тяжело и неохотно. Перелив, сколько могли, во фляги и пластиковые бутыли, пацанята, казалось, до самого города так и не протрезвели. Хорошо хоть на вахтах не надирались. И то только потому, что поодиночке стояли. Два бойца – это уже компания.

Последний из группы, Деня, как обычно, вызвался в охранение привала и теперь, сплевывая семечки, восседал на неправильно высокой иве. Вяло переговариваясь с Михаилом, он поглядывал изредка на Ханина, словно ожидая вопроса: ну, что там? Но Ханин не спрашивал, прекрасно понимая, что, увидь что-то достойное внимания, Деня сам доложит. Позовет и доложит.

Подошел Михаил и спросил, к кому закинуть собранные очистки. Ханин, поинтересовавшись, а кто другие несет, выразил удивление непонятливостью Михаила… Миша, вздохнув, пошел к Киру и сунул ему в руки кулек. Тот что-то непонятное проговорил в ответ. Между Киром и Михаилом еще оставалась напряженность. Но она, по мнению Ханина, была неистребима. Попытки наладить их отношения ни к чему не привели. Ну, может, на глазах командира меньше грызться стали. А так… Они-то и общаться не старались.

Кир взял пакетик с очистками и закинул его в свой вещмешок. Михаил подошел и прилег на траву недалеко от Ханина, словно ожидая любой его команды к действию.

Старлей благосклонно посмотрел на него и попросил подать свои сигареты из мешка. Закурив сам и угостив Михаила, он вяло посмотрел на болтающего ногами на дереве Дениса. Тот, взглянув на курильщиков, презрительно скорчил рожицу. Сам Деня даже в команде тотальных самоубийц курить не начал и на подначки только огрызался. Мол, сами травитесь и меня травите.

– Так че завтра? – спросил Михаил, туша окурок в земле.

Ханин пожал плечами и ответил:

– Обогнем болото до вечера. Выйдем к той деревушке, что так порадовала своими снайперами Назима. Будет время и желание, пойдем переговорим, а так… Думаю, что ничего опасного не предвидится.

– А если и нам в спину засадят?

Ханин ответил просто и как можно спокойнее:

– Что, нам мало в спину стреляли… пройдем. А скорее всего, даже и выстрелов не услышим.

Мишка посмотрел на режущихся в карты и тихо ржущих над вечно проигрывающим и все равно продолжающим играть Егором и спросил:

– А что это мы так рано сегодня на привал? Еще часов восемь вечера…

Старлей поднялся и, отряхнув джинсы, сказал:

– Ну, надо иногда и большие привалы устраивать. Главное, чтобы не часто… – И, уже ухмыляясь, добавил: – А то вы расслабитесь не в меру.

На самом деле большой привал группе был необходим, как кровь. Это Михаилу Ханин так просто обрисовал завтрашний день, а на самом деле… На самом деле завтра почти без остановок предстояло пройти сорок километров, а под вечер встретиться с обитателями непонятной деревушки. Это для всех Ханин рассказывал, что ничего сложного не предвидится, а вдруг что? Может, ребятам и отстреливаться придется. За себя он не думал. Ему идти на переговоры и погибнуть мгновенно первым, если обитатели сошли с ума или просто не хотят никого видеть. Для этого и джинса на нем. Для того он автомат с собой не носит. Чтобы сразу не отправили на тот свет бородатого мужика в камуфляже и с акаэсом наперевес. Автомат Ханину заменял длинноствольный револьвер, из которого старлей так насобачился стрелять, что мог со ста метров всадить пулю к пуле в дорожный знак. Хорошая машинка. Можно сказать, трофейная. Добытая в стычке с оторвавшимися от жизни ментами. Он у них раньше как вещдок был, но после всего они и ему применение нашли. Ментов, приведя в город, сдали секретарю по безопасности, а вот стволище Ханин оставил себе. Патронов он раздобыл в городе, в арсенале, и теперь иногда он постреливал, чтобы не потерять форму. Вся команда угорала над ним, про себя, а иногда и при нем, называя своего командира ковбоем. Командир не обижался. Что обижаться, если он из своего «ковбойского» оружия стрелял все равно лучше, чем его бойцы из всего того, что понабрали себе.

А понабрали многое. Только шестеро из команды были с автоматами Калашникова. Сережка маленький ползал с огромным и, на взгляд Ханина, неудобным карабином. А вот Серега старший не расставался с недлинным помповиком. И хотя это оружие было непрактично, он не забывал его и чистить, и пополнять в найденных арсеналах патроны к нему. Хотя, как признавала группа, в ближнем бою круче Сереги старшего никого не сыскать. Деня не расставался с целым арсеналом: два пистолета, обрез карабина и его вечная «муха». По мнению Ханина, несмотря на такое грозное вооружение, толку в бою от Дени было меньше всего. Все его оружие было ближнего боя, тем более обрез… А гранатомет… Что толку с него, если они никогда в бой с применением таких средств старались не вступать. И таскал Малыш, это его кличка, появившаяся сразу после освобождения, весь свой арсенал, осознавая свою крутость, но не задумываясь о своей, в сущности, бесполезности. Ханин только приветствовал его самоизбрание на вечного сторожа привалов. Хоть какая-то польза, кроме тянущей силы для волокуши.

Еще, конечно, Михаил… Непонятно почему, тот ходил с автоматическим пистолетом, несмотря на то что прекрасно знал и о его точности, и о своих способностях к стрельбе. Кроме того, он таскал еще и калаш, но так, для проформы.

Арсенал группы таскали по очереди. Вдвоем взявшись за оружейный ящик, бойцы превращались в не пригодных ни для чего другого носильщиков. Кроме арсенала, каждый из бойцов по указанию Ханина таскал на себе еще и по три обоймы или просто не менее девяноста патронов к своему оружию. Короче, Деня помирал от тяжести. Сам не особенно крепкий, Малыш, однако, не жаловался. Правда, втихаря, когда впрягался в волокушу, в нее скидывал и свое оружие, и патроны к нему.

Ханин, сходив «до ветру», вернулся, когда Кир уже всех звал к обеду.

Проходя мимо играющих, Ханин заметил тем:

– Слышь, картежники? Вы во вторую смену обедаете.

Обедали всегда в две смены. Одиннадцать человек просто физически не могли поместиться возле котелка, а тарелок с собой никто не таскал. Только ложки и кружки. Ну и конечно, передающийся по дежурству котелок с треногой. Весивший, кстати, надо сказать, после десяти километров просто не по-детски.

Ханин всегда ел в первую смену. Не потому, что командир, а потому, что обычно по вечерам сразу разводил на посты бойцов, чтобы сменить тех, кто не поел.

Правила в любой группе поисковиков хоть и отличались, но во многом жизнь привела их к единой форме. Так рождался неписаный устав поисковиков. Даже то, как разбираться с подозрительными продуктами, тоже было уже регламентировано. Еще бы. Полейщук только один потерял троих бойцов не в бою, а за обеденным столом. Ханину было жалко как и тех ребят, так и Полейщука. Видеть, как умирают твои друзья, и понимать, что ты не спасешь их… Это чересчур. Ханину пока везло… Он на дух не подпускал своих к подозрительным консервам, а все остальные заставлял перед употреблением кипятить или жарить… Не хотелось ощутить то, что получил Полейщук.