Дмитрий Политов - Круг доступа ограничен

…В кармане Плужникова, правда, лежало удостоверение, в котором красовалась подпись не какого-то там мифического товарища Орлова, а самого Маленкова. А в придачу к этому весьма и весьма неслабому документу был и еще один – от Жукова. Согласно ему Виктору должны были оказывать любую необходимую помощь все представители командования частей Советской Армии к Флота…

И труба действительно прозвучала, и приговор. Приговор всем, кто не с нами!..

…На самом деле оформлять бумаги в тот момент было просто некогда: если переворот пройдет успешно, то это можно будет сделать и попозже, если же нет, то… А вот хмель действительно бродил в головах – хмель упоительной, всеобъемлющей власти, которой никто не мог сопротивляться. Виктор потом часто задумывался – наверное, таков удел всех, кто оказывается на самой вершине. Неважно – на короткое мгновение или на всю жизнь, но за возможность испытать ни с чем не сравнимое чувство абсолютной свободы от всех тех условностей, которые сковывают нас в повседневной жизни, от норм морали, законов, можно было отдать все!..

…Да, осколки их тоже настигали. В переносном, конечно, значении этого слова – почти никто из энигматоров, за которыми приходили головорезы из спецгруппы, не оказывал (или не успевал оказать) должного сопротивления. Прошедшие жестокую школу войны, обученные убивать врага качественно и спокойно, подчиненные Виктора получали иногда раны моральные! Ведь одно дело схчестнуться с такими же профи из охраны секретных баз общества «Туле», а совсем другое хладнокровно полоснуть по горлу молоденькую девчушку-модификатора в темном парадном. Девчушку, на голубенькой блузке у которой кровавой капелькой мерцает такой же, как и у тебя, комсомольский значок. И ладно бы ты знал, что она враг. Но ведь ты в курсе, что ее надо зарезать так… на всякий случай!

Вот потому-то и льется после очередной «операции» в горло неразбавленный спирт, словно обычная водица… И во рту гадко от незнамо какой по счету папиросы… А из-за шкафа тебе гаденько ухмыляется и корчит глумливо рожи похабный чертяка… А потом в груди становится очень горячо и тяжело, и ты падаешь ничком на продавленную койку и тебя сотрясают беззвучные рыдания… И друг тихонько трясет тебя за плечо и неуверенно говорит: «Колька, да что с тобой? На, выпей лучше и забудь обо всем!»

А ты отталкиваешь его и выбегаешь в темный коридор. И вот там, сидя на широком подоконнике и глядя бездумно на холодно сверкающие в вышине равнодушные звезды, ты спокойно достаешь из кобуры наградной «вальтер» и, на мгновение заглянув в зрачок его черного дула, тонешь в яркой вспышке выстрела…

…Плужников в глубине души понимал и (неслыханное дело!) даже где-то жалел тех из своих ребят, которые не сумели выдержать этой сумасшедшей гонки. Ему и самому приходилось неимоверно тяжело, и бывали моменты, когда даже мощный наркотик под названием «власть» заканчивался, и на душе становилось пусто и мерзко. И тогда не надолго он вдруг видел со стороны себя прежнего – молодого, задорного, веселого… Но звучала резкая трель телефона, или в кабинет стучался кто-нибудь из подчиненных, и он привычно натягивал на себя незримую броню равнодушия и деловитости…

Да, шальные были денечки! Оглядываясь назад, Виктор иногда даже не мог поверить, что они тогда сделали это. За неполных десять дней были «нейтрализованы» все мало-мальски значимые энигматоры Москвы и Подмосковья. И Плужников с законным чувством гордости доложил Хрущеву о том, что «можно!».

А дальше произошло то, чего Виктор ну никак не ожидал – он, во главе своих отборных людей, отправился, согласно плану, в Город и в назначенный день и час приготовился брать штурмом Управление МГБ. И вот, когда он и его бойцы уже выдвинулись на исходные позиции и приготовились к атаке…

…Виктор в третий раз за последние несколько минут нервно глянул на часы. Стрелки, казалось, застыли на месте. Ожидание выводило из себя – даже на фронте он чувствовал себя перед очередной операцией гораздо более уверенней и спокойней. Но это было объяснимо – там Плужников знал, что «его дело правое», а сейчас внутри беспокойно копошился червячок сомнения – а ну как все задуманное пойдет кувырком, и он в одно мгновение из офицера элитного подразделения Советской Армии превратится в изгоя и предателя, на которого будет объявлена охота. Не радовало и ни капельки не льстило его самолюбию даже понимание того, что он окажется в случае провала в одной камере (смертников, разумеется!) вместе с известными деятелями партии и правительства, замешанными в заговоре.

Нет, Плужников, естественно, прекрасно понимал, что обратной дороги уже нет – слишком много за ним накопилось всего. Но вместо того чтобы отринуть лишние эмоции и собраться, он сейчас изнывал в мучительном ожидании какой-то непоправимой беды. Черт его знает, откуда взялось это чувство, но было оно настолько реальным, что хотелось плюнуть на все, забиться в самый дальний угол самой глубокой подземной пещеры и там затаиться, моля всех известных богов, чтобы о нем никто не вспомнил.

Когда до назначенного времени оставалась всего пара минут, со стороны станции донесся странный рев, а следом за ним, низкий и тяжелый хлопок мощного взрыва. Он был настолько силен, что сама земля качнулась под ногами у людей. Мощная воздушная волна прокатилась по Городу, сбивая с ног пешеходов, разбивая оконные стекла и ломая хрупкие предметы.

Виктор поднялся с земли и очумело потряс головой. Фуражка куда-то бесследно исчезла, из носа шла кровь, а перед глазами все плыло и качалось. Кто-то из его бойцов дергал Плужникова за рукав и видимо что-то кричал, но Виктор не слышал его – в уши словно ваты натолкали. «Как на фронте… после контузии», – пришло в голову. А офицер не унимался и все пытался объяснить Плужникову нечто важное: он все время оглядывался на что-то и показывал в ту сторону рукой. Виктор проследил взглядом это направление и содрогнулся: огромная черная туча, закрывающая своими рваными краями-крыльями значительную часть горизонта, неотвратимо наползала на Город со стороны станции. Причем двигалась она вроде бы и неспешно… но это только на первый взгляд – на самом деле чернильная темнота, в глубине которой можно было различить мириады сверкающих багрово-красных искр, обладала скоростью хорошо раскочегаренного локомотива. Какой-то первобытный страх пронзал всех, кто смотрел на эту зловещую «тучу». Плужников буквально всем своим естеством ощущал, что в недрах этой тьмы клубится первородный хаос, грозящий уничтожить любое живое существо, которое осмелится встать на его пути – неважно – вольно или невольно.