Сергей Куприянов - Маги нашего города

Терминатор (а как еще называть хозяина терминала, ну?), мотнув мокрыми штанами, рванул к себе. Там у него в кабинете целый шкаф всяких порток. Я ему, ясное дело, не судья, не мое это дело хороших клиентов осуждать и обсуждать, да только козлик этот – наверняка знаю – то рокером заполошным скачет, то аристократом таким барственным, то запанибрата – или запанидевку? В общем, до баб охоч люто. Хмурит их как хочет, здесь, под окнами, и мотоцикл держит, и машину запасную. А дома – видел – такой весь из себя благостный, жене своей – тю-тю-тю. Жеребец. Хотя плевать, собственно.

Марина – железная баба, чистый кремень – зверей по клеткам рассовала.

– Ну, как там?

– Нормально. Ничего страшного.

Ох, вспомнить, из какого дерьма я ее вытаскивал, страшно становится. Но – стоило того. Кремень, он и есть кремень. Холодный камень, но зато – камень.

– Что скажешь?

Лев ходит по клетке, от одних прутьев к другим. Клыки скалит. Видно, что недоволен.

– Разморозила слегка.

– А чего?

– Ну, тут с каким-то вывертом. Даже не пойму. Какая-то хрень.

Она насквозь городская. Словечками, ужимками, привычками. И, главное, в душе стена. Как будто кто ее саму заморозил.

– Ладно, зверье не наше дело. А следок есть?

Глаза у нее прозрачные, словно пустая бутылка. Вот смотрит на тебя и как будто через тебя. Ничего в них нет. Но уж когда улыбается, а больше того смеется, они наливаются, как созревающая слива. Теплеют. Только случаев таких – на пальцах одной руки перечесть. Что-то есть у нее, стоит, там, за спиной. Либо горе какое, либо еще что. И – не открывается. Завтра… Нет, на выходных. На выходных обязательно. Устроим сабантуйчик, и исподволь, потихоньку. Надо, надо. Давно пора.

– Александр Петрович, я, честно говоря, в большом затруднении.

– Не узнаю тебя, – вздохнул. – Ну, говори, что там.

– Ну… – она замялась.

Что такое? Марина-кремень замялась? Испугалась? Что случилось?

– Объясни уж.

– Я не знаю, – сказала и спохватилась. Заспешила словами: – Подумать надо. Посмотреть еще раз. Пока я тут с этими возилась, все мысли в сосиску. Я вообще сегодня к парикмахеру собиралась. Договорилась уже. Кстати, зарплату когда дадите? Я за квартиру уже второй месяц должна.

– Ну, завтра.

Стоп-стоп-стоп! Какая зарплата? На той неделе премия была. Хор-рошая, кстати говоря, премия. У меня, конечно, не концерн, все сам да сам, но ребяток своих я не обижаю, нет. И она это знает. Тогда чего ж она вкручивает? И какой ей, к лядам, парикмахер, если на голове волос чуть ли не меньше, чем у меня? Бобрик, ежик, как это называется? Сколько раз ей говорил, чтоб не стриглась! Сила ж, сила уходит. Это еще про Самсона написано! Уж Библию-то надо читать, или бабам этим городским хоть кол на голове теши?

– Так, не понял. Объясни-ка. Для тупых.

Она вытянула из кармана сигареты и на полном серьезе настроилась закурить. Охранник терминала, торчащий неподалеку, возмущенно качнулся, но я его отсек одним шлепком.

– Здесь курить нельзя. Пошли на улицу. Я с тобой тоже посмолю.

И действительно, курить захотелось зверски. Вот только что не хотелось, а тут накатило.

Охранник на воротах, уже в полный рост вздрюченный произошедшим, а может, и директором, посмотрел на нас так сурово, что хоть руки в гору поднимай, но перечить не стал, только ремень свой офицерский поправил, а потом руку на дубинку положил. Такой вот он сильный, но умный. Это его, кажется, Павел в прошлый раз шмякнул, как он выражается. Запомнил, выползок.

Мы закурили. Каждый из своей пачки.

– Ну?

Марина отвернулась. Будто бы на дерево смотрит, нашла что-то интересное. А чего там может быть интересного? Самое интересное у нас в клетках. На них и рядом с ними.

– Что?

– Послушай, – я собрался с духом. Это не так просто на своих ребят давить. Они свои! Но сейчас… Ох, не нравится это мне. – Хватит мне тут туман пускать, как шептунов в общественном сортире. Я этого не люблю, ты знаешь.

С какой бы другой у меня язык не повернулся так говорить. Да и с ней, если честно, тоже. Но – ситуация. Очень плохая ситуация. Надо.

– Я не понимаю. Чего вы от меня хотите?

– Марина!

– Ну, я Марина. И что? Что?!

Вот. Только истерики мне еще и не хватало. Здравствуйте, приехали. Нет, понятно, мы все на нервах, такой случай, но – что?

– Что случилось? – спросил я очень мягко, запихивая в желудок все свои эмоции. Ладно, переварим. – Дома что?

Это, конечно, под дых. Дома у нее всегда «что». Мать ее, гениальная ворожея, тихо сходит с ума, в сумерках своего сознания набрасывая проклятия на все, что видит и не видит. А Марина всю эту дрянь распутывает, подчищает. Каждый день. Каждую ночь. Страшно. Утешает только, что мать больна – вот уж утешение! – и сил у нее немного. Но порой, порой… Я видел. И пытался помочь. Но Марина стеной встала, скалой. Ну, кремень же. И мучается одна, никого не подпуская. Вся комната образами завешана, заклятий уж и не знаю сколько. А денег? Марина ж намоленные иконы покупает, старые. А мать вокруг кляксами, кляксами! Ведьма. Дура старая. Хотя и не очень, если по паспорту. Еще и пятидесяти нет.

– Ничего. Нормально все, – и прошептала: – Спасибо.

Это ее больное.

Последний раз глубоко затянувшись, бросила окурок в серебристую урну в виде распустившегося цветка, какие раньше стояли в парках. Сперли, наверное. Промазала.

Так что же случилось?! Что, маму вашу, происходит?

– Устала?

Она кивнула головой.

– Мы все сейчас в замоте. Ничего, скоро отдохнем. Обещаю, – я приобнял ее и похлопал по плечу. Не как женщину, как пацана. По-товарищески. Без всяких там. – Скажи мне.

– Сами посмотрите, – прошептала она.

– Ничего, ничего. Все нормально. Сейчас немножко еще. И поедем к себе. Завтрак закажем в «Дольче». Ты есть хочешь?

И тут внутри ангара кто-то страшно заорал.

Я стоял ближе к входной двери, но Марина меня обогнала. Когда я оказался внутри, она уже бежала по бетонному полу широкого прохода, исчирканного черными следами от колес электрокара. Охранник, занявший позицию у входа в офис, схватился за свою дурацкую дубинку, как будто она могла ему чем-то помочь, и стоял, задрав голову вверх. Так, значит, орали в офисе. И, судя по голосу, исполнителем этой сольной партии был наш сыкун. Что там еще? Может, по большому захотел? Эх, хорошо бы.

Я еще был только на середине дистанции, когда Марина подскочила к двери. Шустрая девочка. Сторож в форме, силящийся изобразить из себя бравого вояку, даже не сделал попытки ее остановить.

Единственное приоткрытое окно, через которое мог бы донестись такой звук, было на лестничной площадке второго этажа. На бегу я еще подивился, чего бы там делать директору, если его кабинет на третьем, но думать сейчас было некогда, сейчас нужно было бежать, хотя всю эту физкультуру я с детства не люблю.