Виталий Сертаков - Демон и Бродяга

Это были не волки, потому что они разговаривали.

– Подымай за задние, – сиплым простуженным голосом скомандовал карла. – Давай, подымай, ну!

– Клопомор, путы-то развяжи, – огрызнулся первый волк. – Нешто зубами лезть? Порву ляхи ему.

– Аль копытом шмякнет, – хихикнул второй волк.

Этот вымахал гораздо крупнее первого, и в его фигуре еще больше прослеживалось человеческого. В темноте Артур не мог точно распознать цвета, да и силуэты хищников сплетались в комок, не позволяя нормально себя рассмотреть.

– Вместе взяли, сюды, держи, – приказывал карла.

– Клопомор, подседай под выю ему, что ли, – раздумчиво цыкнул зубом первый волк, протискиваясь китоврасу под брюхо.

Тот, кого называли Клопомором, тяжко вздохнул, пробурчал вполне русское, узнаваемое ругательство и взялся за нож. В мгновение ока кентавр был освобожден от веревок.

– Ишь, как его умяли…

– Едва не спыймали, дурня!

– Ага, вот мамка-то задаст сорвиголове… – крякнул Клопомор. Коваль никак не мог разглядеть его бандитскую рожу; очевидно было лишь то, что это не китаец, но не совсем и русский.

– Это твари все гнилостные, аки челядь бесова, – первый волк витиевато выругался. – Прошлый год намяли им бока, да славно плодятся.

– Гаврила, я те стократ челом бил, чтоб ту прорву под Чолоном законопатили, – волку удалось привязать китовраса к спине. – Слышь, дитя туда сверзилось, как пить дать, а зайцы голодные – тут как тутошки, пакость такая.

– Окатыш правду бает, – поддержал приятеля первый волк. – Там уж прорва такая, не то что китоврас, скоро и грифоны провалятся. Надоть заслать лежебок-работничков, нехай жирок сгонют…

Артур сполз с табурета. Пол оказался дьявольски холодным, но на нем, в сидячем положении, не так сильно кружилась голова. Сам того не желая, президент стал потихоньку подгребать руками и ногами, незаметно приближаясь к загадочной троице, оживленно спорящей подле мерцающего зеркала.

Перед погружением в зеркало они разом обернулись. У волков глаза светились тем же сумрачным свинцовым огнем, что и озеро, заполнившее колодец Повара Хо.

– Этот, что ли, мальков чудам возвертал? – протянул младший волк.

– Потешный, поди порты-то уж намочил, – хохотнул второй.

– Ну-кось, подь сюды, человече, – поманил крючковатым пальцем Клопомор. – А вы пошто ржете, оглоеды? Нешто не ясно – он нас чует. Не полено какое, видать – из ведунов. Ты из волхвов будешь, человече? Зачем белых спасал? Подь сюды.

– Не ходи, – простонал Повар.

– А ты, желтое племя, пошто поперек глаголишь? – метнул молнию жуткий карлик. – Небось рыло не треснуло, когда за три дюжины шкур пару семечков отвалил, а?

Волк щелкнул зубами. Повар Хо попятился, хватаясь за сердце.

– Аль позапамятовал, как гостей треба ласкать, чуда-юда ты нерусская? – издевался пришелец. – Нешто забыл, что гостю золотому первая чаша?

– Плостите, плостите меня, – забормотал хозяин. – Я ведь обещала гостю, сто подарю лучсая…

– Не лучшее, а то, что в сердце вросло! – рявкнул Окатыш. – Сокровенное самое – гостю, или без онгонов останешься, гнилое твое рыло!

– Я хотел, я так и хотел! – Хозяин прижал дрожащие ручки к груди. Он шустро отполз задом в угол, ухитряясь при этом непрерывно кланяться, провел спешные манипуляции с кирпичами в стенке и сунул руку в открывшийся потайной шкафчик.

– Что это? – спросил Коваль, когда ему поднесли до невозможности пыльную, грязно-розовую тряпку, покрытую едва заметными, корявыми иероглифами. Повар Хо хранил тряпочку в особом железном сундучке, завернутой в три слоя ткани.

– Это класная повязка великого импелатора Чжу Юаньчжан, – торжественно произнес Повар. Волки вежливо помалкивали.

– Красная? – переспросил Коваль. От реликвии разило дубящими составами, которые наверняка мешали ткани разлагаться. – Я чертовски польщен. Но… зачем она мне?

– Наса великая импелатор Чжу Юаньчжан поднимала восстание против монгол. Против монгольская династия Юань. Чжу Юаньчжан первый надевал класная повязка, и все надевали класная повязка и побездали войска монголов. Чжу Юаньчжан стала импелатор, Поднебесная стала свободная. Класная повязка импелатора досталася внукам. Потом – ее полозили в футляр, потом – завернули в покрывало с благовония… Это самое луцсая вещь у меня. Самая дологая вещь – тебе, Белый царь.

– Спасибо, я тебе тоже что-нибудь ценное привезу, – Коваль попытался закрыть футляр.

– От неразумна детина! – удрученно произнес младший волк.

– Нет, ты долзна надевать повязку, – китаец жестами показал, что тряпочку следует замотать вокруг лба, но не как угодно, а чтобы иероглифы читались. – Делзать повязку так, каздый стоб видел, какой ты Белый царь, длуг китайса Хо.

Артур кое-как справился. Тяжело было оторвать взгляд от Окатыша. Вовкулак зевал почти как человек. На его коронках сверкали искорки от углей ближайшей жаровни.

Он с трудом вспомнил, точно искра в темноте промелькнула. Кажется, в школе на истории проходили. Восстание красных повязок или что-то в этом роде. Но это случилось невероятно давно. И, кажется, пресловутые Красные повязки скинули наследников Чингисхана.

Интересно все закручено.

С повязки на нос посыпалась труха. Коваль недовольно фыркнул.

– Зараза, да он нос воротит, – гоготнул карлик. – Видать, клопов в подарке чует?

– Чует? – весело рявкнул первый волк. – Ну так нечего! Не будет боле чуять, пущай похлюпает!

У Коваля возникло почти такое же сосущее, нервное ощущение, что и тогда в лесу, при виде раненого полкана. Эти существа обладали над ним несомненной гипнотической властью.

Лампы вспыхнули, точно в них разом плеснули бензина. Пламя взметнулось к закопченному потолку, на стенах на мгновение отпечатались тени сидящих мужчин с чайными пиалами в руках.

Артур дышал ртом. Нос ничего не чувствовал, как при сильном насморке.

Колодец опустел.

Китоврас исчез.

Тулеев очнулся и сразу понял, что очнулся не на родном, привычном айха, а в очень плохом месте. Совсем не там, куда он хотел бы попасть до своей естественной смерти.

Какое-то время он не чувствовал ни верха, ни низа, ноги беспомощно болтались в пустоте, в легкие вливался сухой, невероятно жаркий воздух, а во рту было кисло от прикушенного языка.

Но самое страшное – он ослеп.

А когда веки послушались, кое-как разлепились, Тулеев подумал, что лучше бы он этого не видел.

Десятки глаз цвета желтого янтаря пристально пялились на него со всех сторон. В первую секунду помертвевшему от ужаса Тулееву почудилось, что глаза свободно парят среди жидкой розово-лиловой каши, похожей на паутину. Это было гадко, но такие неприятные картинки умели вызывать опытные травники и знатоки дурманов. К примеру, давний недруг Повар Хо, этот коварный китаец, бежавший в тайгу от власти Гоминьдана. Он умел варить такие дурманы, что человек целую неделю ощущал себя стрекозой или бобром или застывал, как дерево…