Александр Лыхвар - Западня

На отряд пахнуло густым ароматом общественной уборной. – Терпеть не могу я этого средневековья… – пробурчал один из ветеранов и закончил свою мысль отборными ругательствами. Когда взвод удалился достаточно далеко по темной, кривой, как судьба улочке, страж, все еще сжимавший в кулаке горсть монет радостно воскликнул:

– Слава Крогу!

– Ты что, тоже стал последователем Крога? – с ужасом поинтересовался его напарник. – Нет конечно, но если есть Крог, то есть и паломники, а некоторые из них платят звонкую монету не только в казну храма, но и у городских ворот то же. Вот это, – показал он сжатый кулак своему другу, – мы отдадим начальнику стражи, а это, – указал он пальцем с начавшим уже загибаться от своей длины, черным ногтем, на кожаный мешочек висевший на поясе у напарника, – мы поделим между собой.

Толстый и длинный засов городских ворот, сделанный из слегка обработанного бревна с шумом встал на место, и двое коллег направились в ближайшую забегаловку, из тех, что не закрывается ни днем, ни ночью, делить честно заработанные деньги.

Через два квартала, узкая улочка, заваленная никому не нужным хламом, мусором и догнивающими остатками вывела взвод на постоялый двор. О том, что заведение работало свидетельствовал горящий у входа со страшной копотью факел. Сержант пнул облезлую дверь ногой и все вошли внутрь. Внутри от дыма ничего не было видно. За колченогими столами сидели мужчины, женщин не наблюдалось – видно уже всех разобрали. Кто ел, запивая свой скромный ужин чем-то из больших, глиняных кружек, кто наевшись и напившись спал, рухнув головой на стол. Низкий, закопченный потолок глинобитного строения просел от времени, опасно прогнув основную несущую балку, грозя обрушиться в любой момент. Самым высоким из взвода пришлось даже немного пригнуться.

– Остановимся здесь до утра, – скомандовал сержант и подозвал жестом хозяина.

И уже обращаясь к сморщенному и высушенному до невозможности, уже не молодому человеку продолжил:

– Мы паломники и нам необходим недорогой ночлег на одну ночь. Завтра мы уходим дальше по святым местам. Особых условий нам не надо, но нужна большая комната или что-то подобное, где бы мы могли спокойно переночевать, и где бы мы никого не потревожили.

– Чего пожелаете? – С надеждой поинтересовался хозяин.

– Нам кроме ночлега ничего не надо. Мы не питаемся мирской пищей. – Дорого стоит, – мгновенно начал торг хозяин, – боюсь, что бедным паломникам это будет не по карману. – Может переждете ночь в зале, это будет стоить гораздо дешевле.

– Ты меня не путай, скотина, – бедного паломника как не бывало, его место занял не признающий ни каких условностей, привыкший командовать человек, – мне нужно место для моих людей. Сколько ты хочешь?

– Три золотых. – Заплетающимся от страха языком ответил засушенный степными ветрами человек, ожидая в любой момент удар в лицо, но его не последовало.

Воинствующий сержант-монах достал из кармана три тускло блеснувших желтым кругляка и бросил их на стол. Они тут же исчезли среди складок одежды засиявшего счастьем хозяина, а уже через минуту взвод находился в обширном сарае, располагавшемся сразу за заведением. Пахло прелым сеном, навозом, гниющей древесиной и терпким потом вьючных животных. Впрочем, животных сейчас в сарае не было. Все располагались как кто мог. Самые хорошие места на сене, были заняты в мгновение ока, остальным пришлось пристроиться в более неприспособленных местах.

Керон присел в углу на стопке связанных пеньковым шпагатом охапок хвороста и вскрыв одну из упаковок своего пайка, принялся размачивать брикет обезвоженного хлеба водой из фляги, тот на глазах набухал и вскоре принял форму куска вполне приличных размеров. Разложив на этом ломте кусочки чего-то мясного из маленького пакетика, он приступил к ужину, запивая свой бутерброд водой. Все ели молча. После ужина Уилк распределил караул, отобрав несколько пар солдат, которые должны были сменять друг друга через каждые три часа. Керону Сальсу выпало дежурить в первую смену, а напарником у него оказался грузный, неразговорчивый, приветливый, как танк в бою, каторжанин.

Вскоре все уснули. Ничего не нарушало тишину ночи, только изредка, то ли от голода, то ли от тоски взвывала какая-то тварь, но тут же умолкала, видимо понимая, что таким образом свое горе можно только выразить, а не помочь ему, тем более, что помогать никто и не собирался.

Ночь погостила пложенное ей время и незаметно ушла, уступив место шумному дню, с его вечными проблемами и нескончаемыми заботами.

– Подъем! – Сержант уже ходил от одного каторжанина к другому и приводил их в чувство своей коронной утренней командой.

Все его цацки уже болтались у него на ремне, а сам он был бодр и свеж, как новый день, заглядывающий в маленькие, лишенные и намека на стекла окна.

– Все быстро приняли пищу. – Продолжал он раздавать указания. – Проверить оружие, привести его в боевое состояние. Надеть и пристегнуть шлемы. Я сказал пристегнуть, – повторил он заметив как один из старожилов небрежно отбросил застежки пластикового ремня себе за спину, – а то по возвращении за каждую утерянную вещь вычту из жалования в пятикратном размере.

Бравый старожил неохотно застегнул неудобный, тонкий ремень у себя на подбородке.

Покинули приютивший их на ночь сарай той же дорогой, только на этот раз факел не потребовался. Выбравшись на улицу, Уилк повел свой взвод сворачивая то вправо. то влево, поминутно сверяясь с сильно увеличенным орбитальным снимком, навстречу неизвестности. Местные жители, уже появляющиеся на улицах с удивлением глядели на непривычно одетых пришельцев и со страхом уступали дорогу крепким мужчинам, одетым в одинаковую форму, предпочитая вступить в нечистоты, чем столкнуться с молодчиками, судя по их виду, зарабатывающими себе на жизнь не прибегая к нудной и тяжелой работе. Через двадцать минут пути взвод оказался на храмовой площади города.

Запись, которую они смотрели на кануне на базе не передавала того впечатления, которое производил храм, эта куча красиво поставленных друг на друга камней, когда человек находился в непосредственной близости. Храм был действительно огромен. Стройные колонны, поддерживающие выступающую наружу блюстраду, тянулись в небеса, указывая верующим направление, в котором нужно продвигаться в своих духовных исканиях. Сооружение подавляло своей грандиозностью уже с расстояния в сто метров. Находясь рядом с храмом, человек с незакаленной психикой уже был готов поверить во что угодно. Чего чего, а труда было приложено много. Можно было только догадываться, сколько сотен тысяч народу положило свои жизни на то, чтобы в пустынной местности, где ничего кроме песка, глины и нещадно палящего светила ничего не было, доставить непонятно откуда такое количество камня и возвести храм.