Данияр Сугралинов - Север

Она притворялась малохольной, но покорной, и ее не трогали, а девушка лелеяла мысли о побеге.

Примерно через неделю пришла жирная бабень под два метра ростом в сопровождении двух мужиков. Те тоже были высокими, но в сравнении со своей спутницей выглядели мелкими. Оглядев их, Кора оценила свои шансы на побег как нулевые и замерла на месте, когда ключ заскрежетал в замочной скважине.

Бабища закрыла проход своей тушей, мужики направились к Коре, связали руки за спиной и толкнули в спину, направляя к выходу. От веревки к конвоиру тянулся поводок.

Коре было совершенно все равно, что с ней сделают, лишь бы не четвертовали, это слишком больно. После убийства думала, что вместо невольничьего рынка ей приготовили смерть, причем она будет ужасной. На улице же она едва не ослепла от яркого света и не сразу сообразила, что ведут ее не на площадь, где обычно свершаются казни, а в другое место. Вскоре стало ясно куда: в баню.

Значит, все-таки рабство.

В коридоре ей развязали руки, толстуха одним движением разорвала на ней платье и, скривившись, швырнула его в сторону.

— Пресвятая мать, ну и вонь!

Толкнула дверь — изнутри повалил пар, — затолкала Кору внутрь, разделась и, не стесняясь сопровождающих, пригнулась и вошла следом, плеснула на девушку теплой водой, намылила мочалку и протянула ей.

— Отмывайся, чучело. Хорошо отмывайся, я проверю, если грязь найду, выпорю.

Коре захотелось огрызнуться, но желание было вяленькое, и она прикусила язык — себе дороже. Правильнее притворяться тихой дурочкой, тогда, возможно, их бдительность ослабнет, и получится сбежать.

Мылась Кора с удовольствием, шарила взглядом по полу, надеясь найти хоть что-то, способное помочь при побеге. Толстуха наблюдала за ней, склонив голову, поливала водой. Наконец сняла с вешалки полотенце, и Кора долго вытиралась, желая содрать саму кожу, потом в другой комнате под присмотром толстухи по приказу надсмотрщицы наводила красоту — причесывалась, смягчала прокушенные губы маслом. И без того черные брови подводить не стала.

Одеться пришлось в коротенькое облегающее платье, едва прикрывающее срам. Толстуха оглядела девушку наметанным взглядом, цокнула языком и вынесла вердикт, обращаясь к ждущим в коридоре сопровождающим:

— Покормить бы ее недельки две, а так слишком тоща, потеряем больше, чем потратили бы на еду.

Над плечом толстухи появилась усатая рожа стражника, он шумно сглотнул и облизнулся:

— А хороша! Слышь, Марутка, а можно разик, а?

Толстуха пихнула его локтем в грудь.

— Что тебе раньше мешало, кобелина? Нельзя! Потом снова ее мыть надо, а это время. На! — она бросила Коре длинное серое пальто. — Одевайся.

Все, что удалось захватить с собой, — пинцет, потом девушке снова связали руки и, как собачонку, на поводке вывели на улицу, а затем долго таскали по узким улочкам, вымощенным брусчаткой, и омертвевшим сознанием Кора отмечала, что в сравнении со Столицей тут очень чисто.

Конечным пунктом была площадь прямо возле ворот, где толпился народ. Ближе всего к ней стоял бородатый мужик в тулупе с трехногим мальчишкой лет четырех, голова у него раздваивалась на два черепа и сходилась в нижней челюсти.

— Великолепный экземпляр в цирк уродов! — голосил мужик, зыркая на столпившуюся вокруг местную детвору, которая дразнила малыша и пыталась бросить в него камнем, мутант жался к бородачу, обхватив его ногу.

Дальше смуглый жирный мужик в длинной шубе щупал готовую к продаже фигуристую девушку, та дергалась и пыталась прикрыться. Справа и слева от толстяка стояли два высоких загорелых юноши в овечьих шапках, из-под тулупов выглядывали ярко-синие шелковые халаты, расшитые золотыми нитями. Несколько месяцев назад произошедшее показалось бы Коре концом жизни, теперь же она думала о том, что невольничий рынок не самое ужасное после всего, что с ней уже случилось! Она будет жить, а значит, сможет сбежать, вернется в Империю, найдет друзей Кейна, научится драться по-настоящему и отомстит.

— Подвинься! — толстуха оттеснила семью рабов, состоящую из четырех человек: женщины, мужчины, мальчика лет семи и девочки чуть постарше, всех их выставили на продажу.

Усатый конвоир снял с Коры пальто, и ледяной ветер пробрал до костей, она обхватила себя руками. Мужик в шубе в сопровождении прислужников остановился напротив Коры, ощупал ее взглядом. Вздернул смоляную бровь и обратился к толстухе:

— Сколько лет?

Женщина дала ей пинка, и Кора ответила:

— Шестнадцать.

Толстяк поднял голову Коры за подбородок, проверил зубы, сдернул платье.

— Сколько просишь? — спросил он у толстухи.

— Двадцать золотых, благородный господин.

— Порченая?

— Увы, не уследили. Зато знает толк в постельных утехах, учить не надо.

— Десять, — презрительно скривился покупатель. — Слишком тоща. Долго откармливать. К тому же порченая.

— Зато молодая. И покладистая, — толстуха ощерила щербатый рот. — Восемнадцать…

Сошлись на пятнадцати, Кору одели, чтоб не заболела, смуглые юноши взяли ее под руки и повели ко второй девушке, тоже купленной толстяком.

«Это не со мной, это вне меня, — твердила себе Кора, когда ее вывозили в кибитке из ненавистного города. — Это тело не мое. Что бы ни случилось, я выживу, я вернусь к тебе, Расмус». Она больше не чувствовала боли и радости — разве может грустить и ликовать мертвое? А она умерла вместе с братом, вместе с Кейном, и не осталось любви, не осталось сожаления.

В кибитке, набитой тюками товара, ехали в голос рыдающая девочка-рабыня, разлученная с семьей, и женщина, Ласка, которую собственная участь скорее радовала, чем огорчала. Она пыталась заговорить с Корой, но та хранила молчание. Позади кибитки скакали двое конных в медных доспехах, в вытянутых остроконечных шлемах, впереди — карета господина в сопровождении четверых всадников, побег пока был невозможен.

Как Кора поняла из разговоров, путь их пролегал через Империю на юг, и правильнее всего было притвориться покладистой, сделать довольный вид и сбежать, когда процессия подъедет ближе к Столице. Ее не били, не связывали, и пока все развивалось как нельзя лучше.

Утомленная, она легла на мягкие тюки и заснула под щебетание Ласки и всхлипывание девочки.

Проснулась Кора от лошадиного ржания, вскочила. Уже стемнело, орали люди, лязгал металл, разносились свист и вопли, от которых кровь стыла в жилах. Девочка затихла, зарылась в тюки, Ласка шептала молитвы. Кора вспомнила мутантов, атаковавших императорский отряд, но страшно ей не стало. За последнее время она так привыкла прощаться с жизнью, что перестала за нее бояться.

Отодвинув ткань, Кора выглянула наружу и увидела, что один всадник валяется на земле, разрубленный вместе с конем, а второй атакует мускулистого мужика в одной набедренной повязке, причем кожа у последнего зеленая, а лицо… то есть морда… В общем, там были две морды и гребень вдоль всей башки.