Чарлз Стросс - Аччелерандо [litres]

Кошка пристально смотрит на нее и медленно сужает глаза до щелочек, выказывая то ли удовольствие, то ли что-то более тонкое. Иногда Эмбер с трудом верится: четверть века назад Кошка начинала как грубая нейросетевая игрушка с Дальневосточной фабрики развлечений, модернизированная, но все еще по большей части технологическая эмуляция живого существа.

– Ладно, прости. Давай сначала. Ты выяснила, чем являлось то второе инопланетное послание; ты, только ты и никто больше, совершенно в одиночку. Притом что аналитики CETI потратили в объединенных усилиях, одна ГАЙДНА [83] ГАЙДНА (англ. Gaia – Global Astrometric Interferometer for Astrophysics; в русской транскрипции – ГАЙДНА, Глобальный астрометрический интерферометр для нужд астрофизики) – космический телескоп от ЕКА (Европейского космического агентства), преемник проекта «Гиппарх». Была выведена на орбиту 19 декабря 2013 года. Главная задача телескопа – составлять подробную карту распределения звезд нашей галактики. знает, сколько лет-эквивалентов вычислительного времени, пытаясь расшифровать его семантику. Надеюсь, ты простишь меня, если я скажу, что в это сложно поверить?

Кошка зевает.

– Надо было Пьеру рассказать, а не тебе. – ИИНеко бросает взгляд на Эмбер, замечает ее грозную мину и поспешно меняет тему: – Решение было интуитивно очевидным, но не для людей. Люди – такие насквозь… вербальные существа. – Подняв заднюю лапу, кошка сначала почесала за левым ухом, потом замерла, не опуская оттопырившуюся конечность. – Кроме того, команда CETI шарила с фонарями, а я-то полагалась на нюх. Они все искали простые числа; когда это не сработало, начали пытаться создать машину Тьюринга, что работала бы без остановки. – Кошка изящно опустила лапу. – Никто не пытался взглянуть на данные как на карту подключений, представленную на содержимом тех же самых единственных земных пакетов данных, которые мы пересылали в дальний космос. Кроме меня. Ну, твоя мать тоже приложила руку к моей думалке.

– Взглянуть как на карту… – Эмбер осекается. – Ты должна была проникнуть в сеть связей отца?

– Ну да, – говорит ИИНеко. – Я должна была многократно разветвиться и порвать его паутину взаимного доверия. Но я этого не сделала. – Кошка зевнула. – Памела меня так-то не меньше вымораживала. На дух не переношу людишек, пытающихся мною вертеть.

– Ладно, уже без разницы. Но брать эту штуку на борт было глупо и рискованно.

– Да ну? – Кошка бросает на нее дерзкий взгляд. – Я не выпускала ее из песочницы. К тому же я в итоге сумела ее запустить. С семьсот сорок первой попытки. Она бы славно поработала на интересы Памелы, если бы я захотела, но она доступна здесь и сейчас – к твоим услугам. Хочешь, подгружу ее тебе?

Эмбер выпрямляет спину и садится на троне.

– Разве ты не слышала? Если думаешь, что я запущу какой-то левый кусок нейрокода пришельцев на своем ядре или даже в метакортексе, – ты чокнутая. Ее можно запустить на твоей грамматической модели?

– Конечно. – Будь ИИНеко человеком, она бы, несомненно, беспечно пожала плечами. – Но эта штука безопасна, Эмбер, как есть тебе говорю. Я выяснила, что она представляет собой.

– Я хочу поговорить с ней, – выпаливает Эмбер и добавляет, пока кошка не ответила: – А что она из себя представляет?

– Стек протоколов. Главным образом он позволяет новым узлам включаться в сеть, предоставляя услуги преобразования протокола высокого уровня. Стек должен научиться «думать» как человек, чтобы переводить для нас, когда мы прибудем прямиком к роутеру, поэтому они прикрепили поверх него нейронную сеть лангуста – они хотели сделать стек архитектурно совместимыми с нашими ресурсами. Но там нет никаких бомб замедленного действия, уверяю тебя: у меня было достаточно времени, чтобы проверить. А теперь… ты уверена, что не хочешь попробовать запустить эту штуку у себя в голове?

Привет из пятого десятилетия века чудес.

Солнечная система, лежащая примерно в двадцати восьми триллионах километров, – всего лишь в трех световых годах позади ускоряющегося старвиспа [84]«Странствующий Цирк», – бурлит от перемен. За последние десять лет произошло больше технологических достижений, чем за всю предыдущую историю человечества, и еще больше – всяческих непредвиденных случайностей.

Многие трудные проблемы оказались легко решаемыми. Планетарный геном и протеом были картографированы столь исчерпывающе, что биологические науки теперь сосредоточены на проблеме фенома, построения фазового пространства, определяемого пересечением генов и биохимических структур, и понимания того, как расширенные фенотипические признаки генерируются, способствуя эволюционному приспособлению. Биосфера стала сюрреалистической: маленькие драконы были замечены гнездящимися в Шотландском нагорье, а на американском Среднем Западе еноты были пойманы за тем, что программировали микроволновые печи.

Вычислительная мощность Солнечной системы ныне составляет около тысячи MIPS на грамм и вряд ли увеличится в ближайшем будущем – вся пассивная материя, кроме ничтожной доли процента, пока еще заперта под доступными планетарными корками, а соотношение разум/масса достигло стеклянного потолка, который будет сломан только тогда, когда люди, корпорации или другие постлюди соберутся демонтировать более крупные планеты. Уже, впрочем, положено начало на орбите Юпитера и в поясе астероидов. Гринпис отправил на Эрос и Юнону скваттеров-колонистов, но почти все остальные астероиды пали жертвами территориального захвата, невиданного со времен Дикого Запада, и надежно окольцованы флотилиями специализированных нанодобытчиков и расширяющимися облаками мусора. Лучшие умы процветают в свободном падении, разумы окружены мыслящим эфиром из расширений, на много порядков превосходящим в мощности их биологическую основу. Одна из таких сверхлюдей – Эмбер, королева Империи Внутреннего Кольца, первой самопровозглашенной силы на орбите Юпитера.

На дне земного гравитационного колодца расцвела крупная финансовая катастрофа. Дешевые иммортагены, вышедшие из-под контроля омолодители личности и формальная новая теория неопределенности выбили почву из-под ног индустрии страховок и завещаний. Делать ставки на продолжение существования худших сторон человеческой жизни – болезней, старения и смерти – стало вернейшим способом обеднеть, и пятидесятичасовая спираль дефляции сожгла бескрайние фондовые поля дотла. Гениальность, красота, практически вечная жизнь – в развитых странах все это теперь считается неотъемлемым правом каждого, и даже самые бедные захолустья испытывают теперь на себе продолжительные последствия коммерциализации интеллекта.