Энн Кэрол Криспин - Трилогия о Хане Соло

— Маллатобак... — Чуи попытался продолжить, но голос подвел его. Его переполнил страх, неведомый ему в битве. Что, если она ему откажет? Что, если она возьмет его дар и швырнет прочь, отправив в бездну и иглокрыса, и его надежду на счастье?

Малла пристально посмотрела на него:

— Чубакка... ты был вдали от своего народа. Ты помнишь наши обычаи? Ты знаешь, что значит этот дар?

На Чуи нахлынуло облегчение. Ее тон был радостным и даже игривым.

— Я знаю, — ответил он. — У меня хорошая память. За все годы отсутствия я ни на секунду не забывал твоего лица, твоих глаз, твоей силы, Маллатобак. Я мечтал о том дне, когда мы сможем пожениться. Ты выйдешь за меня? Позволишь мне стать твоим мужем?

Следуя традиции, она осторожно приняла иглокрыса и вонзила зубы в его мягкое подбрюшие.

Сердце Чуи наполнилось радостью. «Она согласна! Мы обручены!» Поднявшись с колен, он последовал за Маллой под полог листьев. Они сели рядом и разделили иглокрыса. Вуки осторожно обгрызали его кости и угощали друг друга отборными кусочками этого величайшего из деликатесов.

— Знаешь, мне уже делали предложение, — сообщила Маллатобак. — Другие вуки говорили мне, что глупо так долго ждать. Твердили, что ты мертв, что никогда не вернешься на Кашиик. Но я почему-то знала... Знала, что это не так. Я ждала, и теперь моя радость наполняет весь мир.

Чубакка нежно стер кровь с ее лица, и она ответила ему тем же. Ее мех был шелковистым на ощупь.

— Малла... ты знаешь о долге жизни, которым я обязан Хану? — спросил Чуи, когда они насытились и сели, обняв друг друга.

Голос Маллы едва заметно дрогнул:

— Знаю. Я дорожу твоей честью, как своей собственной, мой будущий муж. Но давай поженимся поскорее, чтобы мы пробыли вместе как можно дольше, пока тебе и капитану Соло не пришлось снова улетать.

— Я сам только рад буду поскорее совершить обряд, — ответил Чуи. — Сколько времени нужно, чтобы приготовить твою свадебную вуаль?

В полумраке она рассмеялась густым глубоким смехом.

— Она готова вот уже полсотни лет, Чубакка. Готова и ждет своего часа.

Сердце Чубакки было переполнено любовью и счастьем.

— Значит, завтра, Малла?

— Завтра, Чубакка...

Развалившись в гамаке, верховный жрец Илизии Тероенза наблюдал, как Киббик, представитель хаттов на планете, пытается разобраться с отчетами за последний месяц и придать им осмысленность. Огромный четырехногий т’ланда-тиль внутренне застонал. Его давно перестало забавлять неумение тупицы Киббика вести даже простейшие записи. Для Тероензы было сущим наказанием находиться под его началом.

«Как будто Бесадии не понимают, что развейся у Киббика достаточные навыки для управления фабриками спайса, я бы остался не у дел, — с отвращением подумал верховный жрец. — Но шансы на это ничтожно малы...»

Когда Тероенза в союзе с главой Десилиджиков Джилиак планировал убийство Арука, он надеялся, что единственный отпрыск стареющего хатта, Дурга, никогда не станет во главе клана Бесадии. В конце концов, Дурга был отмечен ужасным родимым пятном, и это по справедливости должно было лишить его шанса занять высокий пост.

Но Дурга показал себя более сильным и способным, чем думал Тероенза. Ему поразительно быстро удалось — ходили слухи, что не без помощи «Черного солнца», — устранить своих наиболее ярых противников. Вокруг него все еще ходили нелестные разговоры, но теперь это больше походило на осторожный ропот, чем на протестующие вопли.

Тероенза возлагал надежды на хатта Зира, ожидая, что старший Бесадии проявит достаточно силы и ума, чтобы перехитрить Дургу и захватить как клан Бесадии, так и каджидик — его криминальную ветвь.

Но нет — Дурга одержал пусть и шаткую, но победу и тут же объявил, что Тероенза обязан и далее придерживаться всех указаний Арука. Включая обучение Киббика, этого кузена-недоумка, управлению сложным и прибыльным предприятием. Здесь, на Илизии, трудились религиозные «паломники», завербованные миссионерами т’ланда-тиль во время своих представлений. Многие обиженные жизнью пали жертвой завлекающего Возрадования и последовали за илизианскими миссионерами к влажной, покрытой джунглями планете. Им промыли мозги, их волю подчинили. Истощенные паломники стали добровольными рабами на фабриках спайса, работая на своих хозяев от рассвета до заката.

Народ Тероензы состоял в родстве с хаттами, хотя и был подвижнее и намного меньше по размерам. Огромные тела т’ланда-тиль качались на стволоподобных ногах, а широкие лица во многом напоминали морды хаттов, если не считать вытянутого рога прямо над ноздрями. Длинные, похожие на плети хвосты они носили свернутыми за спиной. По сравнению с остальным телом их руки и кисти были крошечными и слабыми.

Однако наиболее примечательная особенность мужских особей т’ланда-тиль заключалась вовсе не в физическом облике. Они могли эмпатически распространять на большинство гуманоидов эмоции «хорошего настроения». Эти воздействия, а также гипнотическая вибрация горловых мешочков действовали на паломников, как инъекция мощного наркотика. Паломники быстро становились зависимы от ежедневной «дозы» и верили в то, что жрецы — посланцы небес.

Знали бы они, как далеко это от истины. Способность т’ланда-тиль была не более чем адаптацией мужского брачного поведения, развившегося в ходе эволюции для привлечения самок своей расы.

— Тероенза, — раздраженно проворчал Киббик, — я не понимаю. Здесь сказано, что мы потратили тысячи кредитов на ингибитор плодовитости, который добавляют в пищу рабов. Почему нельзя просто уничтожать их потомство? Почему бы просто не позволить им размножаться? Это сэкономит наши деньги, разве нет?

Тероенза закатил выпуклые глаза, но Киббик, к счастью, этого не заметил.

— Ваше превосходительство, — с расстановкой произнес верховный жрец, — если позволить паломникам размножаться, они будут меньше энергии вкладывать в работу. Их работоспособность снизится. А значит, уменьшится производство и выпуск спайса.

— Возможно, — признал Киббик. — Но, Тероенза, должен же быть способ управлять ими и без дорогих наркотиков. Можно позволить им плодиться, а потом использовать личинки и яйца в их же пищу.

— Ваше превосходительство, — отчеканил Тероенза, чье терпение едва держалось на тонком волоске. — Большинство гуманоидов не откладывают яйца и не производят личинок. Они живородящие. К тому же они обладают огромным отвращением к поеданию собственного потомства.

В действительности раньше бывало, что кто-то из рабов освобождался от дурмана, вызванного Возрадованием, до такой степени, что начинал проявлять чувства к другим. И очень редко на Илизии рождались человеческие дети. Тероенза сперва хотел просто избавиться от них, но потом решил, что при минимальном уходе из них можно вырастить охранников и административных работников. А потому приказал, чтобы за ними присматривали в дормитории рабов. Теперь же в пищу, которую давали рабам, автоматически добавлялся ингибитор плодовитости. Со времени появления последнего случайного ребенка прошло уже почти пять лет.