Энн Кэрол Криспин - Трилогия о Хане Соло

Хан немедленно подумал о 921-й, которая упоминала, что провела на Илизии почти год.

— А сколько времени требуется на дрессировку? Сколько их тут держат до продажи? И куда отсылают?

— Год считается нормой. Тех, что посильнее, везут на Кессель работать на спайсовых шахтах. Оттуда никто не выбирается живым, сам знаешь. Тех, кто покрасивее... этим везет чуть больше. Из них делают танцовщиц и танцовщиков или продают в бордели. Неблагородно, да, но все же лучше, чем гнить под землей.

Небл не спускал с кореллианина влажных блестящих глаз.

— Почему ты спрашиваешь? Приглянулся кто-нибудь?

— Н-ну... вроде того, — сознался Хан. — Она работает на фабрике, на самом нижнем этаже. Она почти год здесь.

— Если она тебе дорога, забери ее оттуда, Викк, — посоветовал салластанин. — На фабрике очень высокая смертность. Рабочие ранят пальцы о кристаллы, грибок проникает в кровь сквозь порезы и...

Он взмахнул лапкой, словно выбрасывал ненужную вещь.

— Забери ее оттуда, Викк. Вывези с планеты, иначе улетит она отсюда лишь на невольничьем корабле. Единственная ее надежда.

— С планеты? — тупо повторил Соло.

При мысли, что они с 921-й больше никогда не увидятся, ему стало по-настоящему страшно.

— То есть мне нужно надеяться, что она попадет в публичный дом, чтобы стать игрушкой для заскучавших солдат?

— Лучше, чем медленная смерть от заражения крови, — кивнул салластанин.

Хан лихорадочно соображал, и мысли его были весьма тревожными.

— Слушай, Небл, я рад, что мы поговорили. Я еще заскочу к тебе на днях, а сейчас... сейчас у меня неотложные дела.

Инородец добродушно покачал головой:

— Я все понимаю, Викк.

Короткий илизианский день клонился к закату. Паломники, должно быть, собрались на вечернюю службу. Если поднажать, можно отловить 921-ю и перекинуться с ней парочкой фраз. А еще нужно придумать какой-нибудь способ вытащить девчонку с фабрики (это — раз) и оставить на Илизии (это— два).

Влажность, духота и моросящий дождик не помешали ломануться через лес рысью по знакомой тропе. Легкие возмутились минут через пять, но пилот не сбрасывал темпа; ему необходимо было увидеть 921-ю, удостовериться, что девушка все еще здесь, на планете.

А что, если ее уже вывезли отсюда? И Хан никогда ее не отыщет... Чтобы справиться с паникой, кореллианин проклял себя на всех языках, какие только выучил за свою жизнь. «Да что на тебя нашло, Соло? Очнись! Возьми себя в руки. Тебе что, плохо на Илизии? Через год на Корусанте тебя будет ждать кругленькая сумма денег. Самое время потерять голову из-за полоумной религиозной девицы! Встряхнись! Да что с тобой стряслось, а?»

Ни сердце, ни тело к доводам разума не прислушались, и в конце концов Хан помчался со всех ног. Он обогнул Цветочные равнины и чуть было не врезался в толпу паломников, которые возвращались с «молитвы». Паства спотыкалась и едва волочила ноги, хотя глаза у всех горели восторгом.

Хан расчищал дорогу локтями, чувствуя себя рыбой, плывущей против течения. В сгущающихся торопливых сумерках все лица казались расплывшимися пятнами, но кореллианин все равно заглядывал в них и искал, искал, искал...

Да где же она?

Тревога росла, Хан принялся хватать паломников за руки и требовать ответа, не видел ли кто-нибудь 921-ю. Большинство вообще его не замечало, остальные смотрели на безумствующего пилота пустыми глазами. Наконец престарелая кореллианка, видимо сжалившись над соотечественником, ткнула большим пальцем куда-то себе за спину. Там в некотором удалении брела рыжеволосая девушка. Хан вздохнул с облегчением и поспешил, запыхавшийся и взъерошенный, навстречу 921-й.

— Привет! — выдохнул он, надеясь, что это не прозвучит избито.

921-я подняла голову в сгущающихся сумерках.

— Привет, — неуверенно произнесла девушка. — Тебя давно не было видно.

— Улетал с планеты. — Хан пристроился рядом и даже осмелился взять паломницу за руку. — Возил груз.

— А-а...

— А у тебя как дела?

— Нормально. Сегодняшнее Возрадование было просто замечательное.

— Угу, — мрачно согласился кореллианин. — Разумеется.

— А как твоя поездка, Викк? — после минутной запинки полюбопытствовала 921-я.

Сумрачное настроение Хана как ветром сдуло. 921-я впервые хоть немного заинтересовалась его жизнью.

— Да ничего. — Кореллианин осторожно пробирался по грязи, стараясь не угробить ботинки окончательно; по дороге он провалился в лужу. — Если бы не пираты, которые решили в меня пострелять...

— Какой страх! — воскликнула девушка. — Пираты! Тебя могли убить!

Хан крепче сжал ее руку.

— Тебе не все равно. — Он расплылся в самодовольной ухмылке. — Здорово!

Кажется, он хватил через край; ему показалось, что девушка отодвинулась, но руки она не отняла.

К тому времени как они подошли к дормиторию, почти совсем стемнело. Хан остановился на излюбленном месте — на границе света и тьмы — и снял с девушки инфракрасные очки.

— Что ты делаешь? — встревожилась 921-я.

— Я хочу тебя видеть, — объяснил пилот. — А за очками не видно глаз.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони.

— Я скучал по тебе!

— Правда?

Хан не понял, обрадовалась девушка или, наоборот, рассердилась. Возможно, и то и другое одновременно.

— Ну да, — выпалил он. — Я думал о тебе.

А еще он думал о том, что впервые в жизни признавался девушке в своих чувствах и не врал, говорил от чистого сердца.

— Я не хотел, — искренне добавил он, — но думал. Тебе же не все равно, правда? Хоть чуточку...

— Я... мне... — 921-я вдруг начала заикаться. — Я не знаю...

Она сделала попытку вырваться, Хан не дал. Он принялся целовать покрытые шрамами и порезами пальцы девушки. Прикосновение к ее коже опьяняло посильнее алдераанского эля. Теряя голову, Хан осыпал быстрыми поцелуями суставы и кончики пальцев 921-й.

— Прекрати, — шепнула девушка. — Прошу тебя...

— Чего ради? — Кореллианин перевернул ее ладонь, чтобы припасть губами к запястью.

Он возликовал, почувствовав под губами биение ее пульса; перейдя к ладони, он исследовал нити шрамов, старых и новых.

— Тебе не нравится?

— Да. Нет. Не знаю!

В ее голосе зазвенели слезы. 921-я выдернула ладонь, и на этот раз Хан не стал удерживать девушку, хотя поймал за рукав, чтобы не убежала.

— Пожалуйста... ну пожалуйста, не уходи! Разве ты не видишь, что ты мне небезразлична? Я волнуюсь за тебя, думаю о тебе, ты... ты очень мне нравишься. — Он сглотнул комок, и это было очень больно. — Очень.

921-я судорожно вздохнула.

— Я не хочу тебе нравиться, — хрипло заявила паломница. — Мне не полагается думать о ком-то...

— А ты даже имени сказать не хочешь, — не слушая, горько заявил Хан.

Девушка была готова сорваться с места, широко распахнутыми испуганными глазами похожая на пичугу.