Урсула Ле Гуин - Обделенные

— А народ А-Йо эту войну одобряет? — спросил Шевек, прерывая «доклад» Атро по вопросам стратегии. Он давно уже дивился отсутствию в желтых газетенках какого бы то ни было осуждения по поводу вторжения иностранных армий на территорию Бенбили. Весь прежний журналистский пыл куда-то пропал; теперь они повторяли практически слово в слово то, что содержалось в правительственных сводках новостей.

— Одобряет? Неужели вы думаете, что йоти лягут на спину и позволят проклятым недоумкам из Тху здесь беспрепятственно ползать? На карту поставлена наша честь мировой державы!

— Но я имел в виду простой народ, а не правительство. Тех... тех людей, которые вынуждены сражаться там...

— Да им-то что за дело? Они привыкли. Да они, собственно, для того и существуют, дорогой мой! Чтобы сражаться за свою страну. И я уверен: нет лучших воинов на этой планете, чем воины йоти! Когда они выступают как один, стройными рядами, под знаменами родины! В мирное время любой из них вполне способен исповедовать сентиментальный пацифизм, но армейская твердость у йоти в крови. Это всегда было величайшим достоянием нашей нации. Благодаря этому мы и превратились в ведущую державу.

— Карабкаясь вверх по грудам мертвых детей? — вырвалось у Шевека, однако то ли душивший его гнев, то ли нежелание обижать старика заставили его произнести эти слова почти шепотом, и Атро не их расслышал.

— Нет, — продолжал он, — душа у нашего народа тверда как сталь, уверяю вас. Особенно если стране будет угрожать враг. Кучка возмутителей спокойствия в Нио и в некоторых рабочих поселках порой пытаются устраивать всякие демонстрации и акции протеста, но нет более возвышенного зрелища, чем то, как люди смыкают свои ряды перед лицом общей опасности! Я знаю, вам не хочется этому верить. Видите ли, дорогой мой, беда учения этой Одо в том, что она была женщиной. И учение ее слишком женское; оно просто не рассматривает некоторых существенных сторон жизни мужчин. «Кровь и сталь, побед величье...» — это слова одного из наших старых поэтов. Одо не дано было понять, что такое истинное мужество, упоение битвой... любовь к знамени отчизны.

Шевек с минуту помолчал, потом мягко сказал:

— Это отчасти, должно быть, верно. По крайней мере знамен у нас действительно нет.

После ухода Атро в комнату зашел Эфор, чтобы унести посуду, оставшуюся после обеда. Шевек жестом велел ему задержаться, подошел к нему вплотную и, извинившись, положил на поднос клочок бумаги, на котором было написано: «Есть ли в этой комнате подслушивающее устройство?»

Слуга, склонив голову, медленно прочел записку, потом поднял глаза, посмотрел Шевеку прямо в глаза; смотрел он долго и с очень близкого расстояния; и вдруг, как бы мимоходом, скосил глаза на дымоход.

«А в спальне?» — снова написал Шевек.

Эфор покачал головой, поставил поднос на стол и проследовал за Шевеком в спальню. Он плотно и абсолютно бесшумно закрыл за ними дверь и сказал с улыбкой:

— Тот я еще в самый первый день обнаружил, когда пыль вытирал. — Из-за улыбки морщины у него на лице превратились в глубокие складки.

— А здесь нету?

Эфор пожал плечами:

— Ни разу не замечал. Можно пустить в ванной воду, если хотите, как делают в разных шпионских книжках.

Они прошли в великолепную, похожую на башню из слоновой кости, ванную, посреди которой возвышался, точно трон, отделанный золотом унитаз. Эфор повернул ручку, пустил воду и внимательно осмотрел стены.

— Нет, — сказал он. — Не думаю. Я эти шпионские штучки сразу замечаю. Привык, когда служил у одного человека в Нио. Когда научишься их различать, так ни одной не упустишь.

Шевек вытащил из кармана записку и показал Эфору.

— Вы не знаете, как это ко мне попало?

Это была та самая записка, которую он нашел в кармане новой куртки. «Присоединяйтесь к нам, вашим братьям...»

Эфор медленно прочитал записку, шевеля губами, и сказал:

— Нет, этого я не знаю.

Шевек был разочарован. Ему-то казалось, что Эфор чрезвычайно подходит для роли подобного «почтальона».

— Зато, похоже, знаю, от кого это, — помолчав, заявил Эфор.

— Да? От кого же? Как мне с ними встретиться?

Эфор молчал. Потом посильнее пустил воду в ванну и сказал:

— Опасная это затея, господин Шевек!

— Я вовсе не хочу во что-то вас вмешивать. Если вы можете просто объяснить мне... куда пойти и кого спросить... Хотя бы одно имя!

Эфор совсем насупился и умолк надолго.

— Я не... — начал было он и умолк. Потом все же быстро сказал почти шепотом: — Послушайте, господин Шевек, всем известно, как вы им нужны, этим! Но вы и нам нужны не меньше! И все ж вы даже не представляете себе, как это опасно. Ну где вы станете, например, прятаться? С вашей-то внешностью? Здесь вы в ловушке, это правда, так ведь кругом ловушки, куда ни пойди! Вы можете, конечно, убежать отсюда, но скрыться-то все равно не сможете. Не знаю, что вам и сказать. Назвать имена я, конечно, могу. Да у любого в Нио можно спросить — вам покажут, куда пойти. Ведь и нам тоже нужно хоть чем-то дышать! Но если вы, например, попадетесь? Подстрелят вас или что еще, так как я должен буду себя чувствовать? Я у вас восемь месяцев работаю, я вас, можно сказать, полюбил. Я вами восхищаюсь. Они же ко мне с самого начала приходили и сейчас приходят, а я им отвечаю: «Нет. Пусть живет спокойно. Он хороший человек, и он совсем не виноват в наших тутошних бедах. Оставьте его, отпустите лучше туда, откуда он прилетел, где люди живут свободно. Пусть хоть кто-нибудь выйдет отсюда на свободу, из этой Богом проклятой тюрьмы, в которой мы все живем!

— Я не могу вернуться на Анаррес, Эфор. Пока что не могу. И я непременно должен встретиться с этими людьми.

Эфор стоял рядом и молчал. И, возможно, именно привычка подчиняться хозяину заставила его в итоге все же согласно кивнуть и сказать шепотом:

— Туйо Маедда, вот кто вам нужен. В Старом Городе есть Шуточная улица, на ней — бакалейная лавка.

— Пае сказал, что мне отныне запрещено выходить за пределы университетского городка. Меня могут остановить. Особенно если увидят, как я сажусь в поезд.

— А такси на что? Я его вызову, а вам только по лестнице останется спуститься. Я тут на стоянке одного знаю... Кае Оймон его зовут. У него голова варит! Но вот я не уверен...

— Хорошо. Тогда прямо сейчас и вызывайте. Пае только что у нас был, он меня видел и думает, что я торчу дома по болезни. Который час, Эфор?

— Половина восьмого.

— Значит, у меня впереди целый вечер, чтобы отыскать кого нужно. Вызывайте такси, Эфор!

— Я вам только сумку с собой приготовлю...

— Сумку? С чем?

— Ну, вам понадобится... кое-какая одежда...

— Да я и так одет! Ступайте скорей!

— Но вы же не можете ехать просто так, без ничего! — встревоженно запротестовал Эфор. — Ну вот деньги у вас, к примеру, есть?