Вадим Панов - Sumpa

– Людей слишком много, – тут же среагировала Рейган. – А благословенных уголков, подобных Техас Хилл, очень мало. Так что города никуда не денутся.

– Знаете сколько людей погибли во время Первой Вспышки? – спросил Нэш.

– В Нью-Йорке?

– За четыре дня в стране, по самым скромным подсчетам, погибли около трех миллионов человек. Цифра колоссальная, и большую часть убитых составляют не жертвы атак взорвавшихся олдбагов, а те, кого уничтожили в последующих погромах.

– Откуда вы знаете? – прошептала ошарашенная девушка.

– Мы с вами служим в GS, агент Рейган, просто я умею заводить нужных друзей и благодаря им получаю полную информацию.

Это Техас, детка, его обитатели кажутся недалекими фермерами, молчаливыми ковбоями, которых интересуют только стейки, но в действительности они просто не любят быть на виду.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Потому что у меня есть ощущение, что вы не вернетесь в Нью-Йорк, агент Рейган, – добродушно ответил Нэш. – А ощущения редко меня подводят.

Красноволосая промолчала.

– Города обезличены, каждый район – как другая страна, а иногда – другой континент, в городах легко найти тех, кто проведет жесткую эвакуацию олдбагов, а еще в городах нет недостатка в тех, кто не задумываясь уничтожит олдбагов из другого района. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Города делают опасными, вы уже говорили, – неохотно отозвалась Рейган.

– Города изначально опасны, лишены тех связей, которые вы видите здесь и которые вы чувствуете здесь, агент. И несмотря на то что в городах живет подавляющее большинство наших сограждан, именно они станут первой целью – потому что хрупки. И только потом примутся за нас.

– Почему? – дернула головой красноволосая.

– Потому что мы показали свою силу, агент Рейган, – объяснил Нэш. – Мы показали, что можем эффективно защищаться, и этого нам не простят.

– Кто не простит?

– Тот, кто нацелился на абсолютную власть.

– Не сомневалась, что рано или поздно мы подойдем к теории всемирного заговора, – попыталась прекратить разговор красноволосая, но у нее не получилось: если техасец решил о чем-то поговорить, он об этом поговорит. Даже если собеседник будет против.

– Что вы знаете об Орке, агент Рейган? – осведомился Нэш.

– Почему вы у меня спрашиваете?

– Потому что вы за ним охотились.

– У вас действительно много друзей, – грубовато отозвалась красноволосая, размышляя над тем, что Нэш уже наговорил на федеральное обвинение в неблагонадежности и не собирается останавливаться.

– Мы замаскировали свой интерес под хакерскую атаку, – честно рассказал южанин. – Взломали базу данных Хьюстонского филиала GS, но обнаружили в ней только ту ерунду, которую скармливают публике.

– Это не ерунда.

– Тем не менее хотелось бы знать больше, – размеренно произнес Нэш. – Орк действительно тот, кто говорит? Это полковник Орсон, офицер Сил специального назначения?

– Да.

– И он действительно излечился от suMpa?

– Я не знаю, – честно ответила красноволосая. – Но я видела записи, на которых глаза полковника Орсона заливала ртуть мерцающая, и я видела записи, на которых он снова чист. И те, и другие записи вызывают полное доверие.

– Как это возможно?

– Не знаю.

– Ваше мнение?

– У меня его нет.

– Или вы не хотите его озвучивать. Скажите, агент Рейган, что вас пугает? Почему вы боитесь сделать вывод, который напрашивается? Потому что в этом случае привычный мир рухнет?

– Разве этого мало?

– Разве он уже не рухнул? – повысил голос Нэш. – Оглянитесь, агент Рейган: мы находимся в центре резервации, которую создали для своих родителей и которую будем защищать до последнего вздоха. Мы отдали свои дома чужакам и позволяем себе расслабиться лишь в окружении тех, кому доверяем. В комнатах моих сыновей лежит оружие. Если поднимется тревога, средний идет защищать младших сестер, а старший ищет меня и ждет моих приказов. Если меня нет дома – старший становится главным. Так мы сейчас живем, агент Рейган. А теперь ответьте: вы действительно считаете, что наш мир прочен, как никогда раньше?

– Я еще не готова, – тихо сказала красноволосая. – Я… я не могу вам ничего рассказать.

Но мысленно Рейган согласилась с южанином: от ее рассказа ничего не изменится и мир не провалится в ад.

Потому что он уже в аду.

///

Больше они в тот вечер не говорили.

Нэш не называл водителю адрес, из чего Рейган сделала вывод, что все они: и Нэш, и водитель, и, наверное, оператор, прекрасно знали, куда ей надо. Знали с самого начала, что поедут в Техас Хилл, а возможно, знали еще до того, как она приземлилась в Хьюстоне. Это Техас, детка, здесь не лезут в чужие дела, но все о них знают.

Добро пожаловать на родину.

Когда внедорожник остановился у трехэтажного многоквартирного дома, красноволосая негромко спросила:

– Где?

Услышала в ответ:

– Вас ждут.

Кивнула и вышла из машины.

– Мы переночуем здесь, а завтра я позвоню, – сказал на прощанье Нэш. – Часиков в шесть.

– Почему в шесть?

– Мы здесь встаем рано, агент Рейган, чтобы успеть как можно больше.

На том и расстались. Внедорожник неспешно поехал вверх по улице, красноволосая побрела к дому, раздумывая, где именно ее ждут, и почти сразу услышала:

– Джейн! – Повернулась и увидела сидящую на лавочке маму. Подошла, с трудом сохраняя спокойствие, и остановилась в паре шагов.

– Привет.

– Я рада, что ты приехала.

– Я… я тоже… – Рейган поняла, что не репетировала встречу, обругала себя, улыбнулась и глупо спросила: – Как ты?

Впрочем, почему глупо?

– Еще хожу, – мягко ответила мама.

Она, конечно же, постарела, появились новые морщины, поредели волосы и высохли руки. Но она по-прежнему была леди и подготовилась к приезду дочери: нанесла макияж, надела красивое платье, тончайшие белые перчатки, шляпку и туфли. Можно подумать, они встретились не во дворе скромного дома, расположенного в эвакуационной зоне для олдбагов, а в кафе Оперы. Хотя… вряд ли в Оперу пустили бы наряженную в штаны карго, футболку и тактические башмаки Рейган. Да еще с баулом.

– Ты здесь по делам?

Красноволосая хотела солгать, но не решилась и, стесняясь, ответила:

– Приехала специально.

– Я рада, – церемонно склонила голову старушка. Странно, раньше Рейган бесилась от чрезмерной воспитанности матери, а сейчас знакомый жест вызвал не раздражение, а нежность. – Присядь, пожалуйста.

– Сейчас… – Красноволосая бросила сумку на землю, постояла, а затем, решившись, произнесла: – Прости меня.

– Нет, ты прости меня, нас, – вздохнула мама. – Мы с отцом должны были повести себя иначе.

– Я не должна была вываливать на вас все это, – выпалила Рейган. – Я должна была пощадить ваши чувства. И уж тем более я не должна была заканчивать тот разговор так, как он закончился.