Рэки Кавахара - Дрема Белоснежки [ЛП]

С момента начала представления и демонстрации эпохи Дзёмон 8000 лет назад прошло каких-то двадцать минут. Выходит, что время оказалось прямо у них на глазах ускорено где-то в 200 миллионов раз. Конечно, чем ближе они подбирались к современности, тем медленнее тикал счётчик, но Харуюки всё равно отчётливо почувствовал, что четырнадцать лет его жизни — лишь капля в море. Прожитое им время столь коротко, что кажется совершенно незначительным.

Но, конечно, представление «Время» говорило вовсе не об этом.

История создавалась руками людей. А может, и само время тоже.

Он — один из тех, кто живёт в этом огромном временном потоке. Моменты жизни людей сплетались в нити, переплетались в ткань, создавая огромное полотно под названием «история». И этот поток будет течь всегда. Смысл представления состоял в том, чтобы показать — время нельзя остановить.

— Мы приближаемся к окончанию нашего долгого путешествия во времени, — прозвучал негромкий голос, объявляя о скором окончании представления. — Напоследок я прошу вас посмотреть в небо.

Харуюки и все его друзья тут же вскинули головы. Хотя сейчас и всего лишь половина третьего, но небо окрасилось в цвета заката.

Счётчик, наконец, добрался до отметки «0000», но затем продвинулся немного дальше, остановившись на цифре «+0005».

Где-то вдали появились звезды, начавшие стремительно приближаться. Они напоминали серебряную нить, спускавшуюся с небес. Лестницу, уходящую в небо. Это был...

— Гермесов Трос!.. — воскликнул Харуюки, невольно подавшись назад и едва не шлёпнувшись на землю. Справа его поддержала Черноснежка, а слева — Тиюри.

Затем, не говоря лишних слов, Фуко взяла Черноснежку за правую руку, а Такуму взял Тиюри за левую. К ним присоединились Рин и Утай. Наконец, Нико и Пард тоже встали рядом, замкнув круг.

Космический лифт «Гермесов Трос» относился к низкоорбитальному типу и обращался на высоте в сто пятьдесят километров над Землёй на скорости, в десять раз превышающей скорость звука, из-за чего напоминал крохотную звёздочку. Но здесь, в дополненной реальности, лифт летел так медленно, что напоминал струну, натянутую небесным богом. Наконец, он завис прямо над Умесато. Если нижнюю станцию можно было рассмотреть во всех деталях, то верхняя находилась на вершине нити из углеродных нанотрубок длиной в четыре тысячи километров, и увидеть её совершенно не представлялось возможным. Казалось, нить просто растворяется в закатном небе.

Со станции отправился какой-то груз. Вновь послышался объясняющий голос:

— Через пять лет, в 2052-м году, стартует первый международный проект пилотируемой экспедиции на Марс. Детали космического корабля будут подняты на верхнюю станцию Гермесова Троса, где его соберут. Ноги людей, которые с копьями в руках охотились здесь в эпоху Дзёмон, спустя 8000 лет ступят на поверхность Марса. Но нам нельзя останавливаться на достигнутом. Люди будут двигаться вперёд и в следующие сотни и тысячи лет. В этом бесконечном походе принимали участие наши родители, примем участие мы сами, наши дети и дети наших детей.

Груз, поднимаемый уходящим в бесконечность лифтом, мелькнул в последний раз и исчез. Вслед за этим Гермесов Трос вновь пришёл в движение и начал удаляться, словно истаивая в закатной дымке.

— На этом представление «Время», подготовленное исполнительной группой школьного совета, подошло к концу. Благодарим вас за терпение и внимание.

Сразу после сообщения Мегуми счётчик исчез, цвета заката побледнели, и небо вновь стало пасмурным. Больше ничего не происходило. Пейзаж за стенами школы более ничем не отличался от того, который они видели в обычной реальности.

После небольшой паузы на всей территории школы раздались оглушительные аплодисменты. Харуюки отпустил руки друзей и тоже принялся хлопать изо всех сил. Его примеру последовали и остальные, кроме Черноснежки.

В глазах недавно переставшей плакать Нико вновь что-то заблестело. Но в этот раз Вторая Красная Королева не стала прятать взгляд и сказала:

— Я... рада, что пришла сюда сегодня. Я столько всего почувствовала и осознала... что во всём есть смысл. В том, что я родилась, стала бёрст линкером, подружилась с вами... — вытерев глаза кулаком, она продолжила уже ехидным тоном. — Но скажи-ка мне, Снежка, ты ведь уже выпускница? Я думала, у тебя нет времени на такие чудо-представления!

— В-вот тебе обязательно надо было всё испортить?.. — отозвалась Черноснежка с хмурым видом, чем вызвала дружный смех. Но Черноснежка тут же улыбнулась, пожала плечами и продолжила: — В конце концов, я ведь не одна всё это делала. Я и не думала, что председатель совета так хорошо в этом разбирается... ну, конечно, пришлось потратить где-то тридцать бёрст поинтов...

— А, Снежка! Так нечестно! — тут же перебила её Тиюри.

— Очень даже честно! Это самое честное применение бёрст поинтам, которое только можно придумать! — немедленно возразила Черноснежка, и вновь раздался дружный смех.

Но Харуюки, даже смеясь вместе с друзьями, в глубине души продолжал мучиться неразрешённым вопросом.

Когда Лайм Белл разбирала на части Броню Бедствия 2 на неограниченном поле, Харуюки задумался, не сможет ли её Зов Цитрона обратить вспять гибель Метатрон.

Эта надежда, пусть и необоснованная, жила в нём и сейчас. Пусть шансы на успех не превышали десятой доли процента, он всё равно был готов пойти на это.

Однако...

...Он вспомнил, что говорила Шоколад Папетта, когда они встретились в Сетагае.

Даже если погибший Энеми воскреснет, это будет лишь Энеми того же типа, но не та же самая особь. Те узы, что возникли за время его жизни, возродить невозможно...

Даже если бы Харуюки удалось воскресить Метатрон, он не смог бы доказать ей, что она сражалась с ним, помогала ему, говорила с ним, а в конце концов погибла, защищая его. Она воскреснет в виде совершенно нового Энеми Легендарного класса «Архангел Метатрон» и моментально прикончит и Харуюки, и Тиюри.

Но его страшила не перспектива оказаться под ударом. Истинной сутью Метатрон была её душа, взращённая и огранённая восемью тысячами лет жизни на неограниченном нейтральном поле (то есть, она, можно сказать, обитала там с начала эпохи Дзёмон), которая осознала себя и начала искать смысл своего существования. Трудно придумать что-то оскорбительнее для Метатрон, чем воскрешение в качестве Энеми, лишённого её чистой души. Пожалуй... такого исхода она желала бы менее всего.

— Что та-кое, Арита? — спросила его неизвестно когда успевшая подойти Рин. Она потянула Харуюки за футболку, заставив опомниться и замотать головой.

— Н...нет-нет, ничего. Я просто задумался...

— Я тоже о многом подума-ла. О том, что недостаточно ценила то время... что я провожу с тобой, Арита.