Ханну Райяниеми - Квантовый вор. Рассказы.

— Ты никогда не говорила со мной подобным образом, — замечает Миели.

В этом не было необходимости. Но я не желаю смотреть, как ты себя уничтожаешь. Этим тебе придется заняться без меня.

«Перхонен» расправляет крылья, простирающиеся на несколько миль, — магнитные поля и ку-точки, блестящие, словно роса в паутине. Гигантские паруса подхватывают солнечный ветер и возвращают корабль на прежний курс — к Магистрали, к Земле.

Вот что мы должны сделать. Мы поговорим с вором, отправимся на Землю и осуществим его план, хоть вор и чуть не скормил меня тигру. Мы вернем Сюдян и наконец все обретем свободу. Дай слово, что ты не сдашься.

Миели охватывает стыд. Куутар и Ильматар [69] Героини финского эпоса. Куутар — дочь Луны, Ильматар — богиня воздуха, сотворившая мир. , простите меня.

— Я обещаю, — шепчет она.

Вот и хорошо. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Мне надо залечить раны.

На этом общение с кораблем заканчивается.

У Миели кружится голова. Некоторое время она сидит без движения. Затем переходит в центральную каюту. Там голо и пусто, совсем как в ее голове. При слабом ускорении корабля пепел и мелкие обломки неторопливо перекатываются по помещению.

Медленно и нерешительно Миели начинает напевать песни — простые песни о кого, о еде и питье, об уюте и сауне. Так же медленно в каюте начинают появляться каркасы мебели, словно нарисованные невидимым пером.

Пришло время заняться уборкой, думает Миели.

Я рассматриваю свое новое лицо в зеркальной стене корабля и ощупываю голову, стараясь определить размеры. Шрамы и линия подбородка кажутся не совсем правильными. Но еще больше меня беспокоит Код. Он надежно заперт в ячейке мозга, однако мне придется снова им воспользоваться. Сожженные тела и грязь, и электричество. Меня пробирает дрожь. Вот, значит, что определяет Сумангуру? Немудрено, что он был так расстроен после нескольких веков, проведенных в Ларце.

Я закрываю глаза и пытаюсь отвлечься от боли при помощи виски из крошечного фабрикатора в своей каюте. Я, конечно, мог бы просто заглушить боль. Но, как давным-давно на Марсе учил меня мой приятель Исаак, алкоголь — это не просто химия, это традиция, это чувство, это Бахус, разговаривающий в твоей голове и делающий все вокруг лучше. По крайней мере, такова его теория. На этот раз вкус, солодового виски вызывает ощущение вины.

Тем не менее я делаю большой глоток. Пока я пью, в каюте появляется бабочка — аватар корабля. Я слежу за ней. Но она молчит.

— Послушай, это был единственный способ, — говорю я. — Он должен был ухватиться за шанс выбраться наружу. Я не в состоянии изменять небесную твердь на территории Сборности, для этого требовалась оортианская техника. Мне пришлось дать ему доступ к тебе, чтобы поймать его. Мне жаль, что так вышло.

Бабочка все так же молчит. Ее крылышки вызывают у меня воспоминание о камне, увиденном в воспоминаниях Сумангуру. Пламя богов. Гнев Основателя примешивается к моим чувствам. Я приказываю себе успокоиться.

— В каждой ловушке обязательно должна быть приманка, — продолжаю я. — И мне жаль, что этой приманкой оказалась ты.

— Ты ни о чем не жалеешь, — отзывается корабль. — Ты Жан ле Фламбер. О чем ты можешь жалеть?

Бабочка опускается на край моего стакана. Тонкий слой псевдоматерии и золотистая жидкость на дне искажают ее белое отражение.

— На Марсе я считала, что ты можешь помочь Миели. Я верила в это. Я думала, ты сумеешь доказать ей, что она не обязана подчиняться Пеллегрини. Я надеялась, что ты увидел другую сторону ее личности. Ты даже заставил ее петь. Но в конце концов ты оказался таким же, как она. Ты готов стать кем угодно, лишь бы получить то, что тебе хочется.

— Тебе легко говорить, — отвечаю я. — Ты ведь просто…

Я умолкаю в нерешительности. Слуга? Рабыня? Любовница? Кем же на самом деле является для Миели «Перхонен»? Но я так и не могу это определить.

— Мне жаль, — бормочу я.

— Похоже, тебе сегодня нравится это слово.

— Мне нравится моя шкура, — возражаю я. — Я ею дорожу и не отрицаю этого. И я не намерен возвращаться в Тюрьму или в какой-либо другой ад, уготованный мне копами. Прежде я справлялся с Пеллегрини. Я способен ей противостоять.

Я прикусываю язык. Богиня наверняка все время нас слушает. Но корабль это, похоже, ничуть не беспокоит.

— Вот как? — иронизирует бабочка. — И поэтому ты позволяешь ей манипулировать собой и заставлять совершить невозможное?

— Тебе не понять, что стоит на кону. Если Чен владеет артефактом Вспышки, который обладает теми свойствами, о которых я думаю, я…

— Я понимаю, что стоит на кону для меня, — перебивает «Перхонен». — А ты?

Трудно заставить отвести взгляд бабочку, даже если у тебя лицо величайшего полководца Солнечной Системы. Поэтому я сам отвожу взгляд.

— Я хочу стать свободным, — говорю я. — И могу сделать еще одну попытку. На Марсе у меня было кое-что, но я от всего отказался. Я даже думаю, что намеренно позволил себя поймать, можешь в это поверить? В прошлый раз Пеллегрини показала мне, чем я занимался. Ко мне вернулось множество воспоминаний, которые я считал безвозвратно утраченными, — о ней, о том, кем она была, о Земле. — Я тру переносицу и ощущаю грубый, чужой шрам. — Понимаешь, у меня был план, великолепный план, но я им не воспользовался. Вместо этого я напрямую схватился с Ченом. Решил выяснить, смогу ли его одолеть. — Я трясу стакан, сгоняя бабочку, и наливаю себе еще виски. — Так что дело не в том, чтобы стать Жаном ле Фламбером. Дело в том, чтобы избавиться от него.

— А как насчет твоего очередного плана? — интересуется корабль. — Он сработает?

— Сработает. Это самый лучший из всех моих замыслов. Вот только после того, что произошло, я не уверен, что Миели на него согласится.

— Расскажи-ка, в чем он заключается.

И я рассказываю «Перхонен» историю о воинствующем разуме и камне Каминари. Я рассказываю о контроле над небесами и городе Сирре, об Ауне и похитителях тел. Не все, конечно, но достаточно, чтобы убедить «Перхонен» в том, что план сработает. И в том, что на этот раз вся тяжелая работа выпадет на мою долю. Бабочка слушает. А я гадаю, смеется ли сейчас где-нибудь Пеллегрини — в моей голове или где-то далеко отсюда.

— Ты прав, — произносит «Перхонен», когда я заканчиваю. — Миели никогда на это не согласится. Она скорее умрет.

Усилием воли я возвращаю себе свое лицо.

— И что же нам делать?

Я осторожно передвигаю парящий в воздухе стакан, словно шахматную фигуру. Теперь твой ход.

— То, что получается у тебя лучше всего, — отвечает корабль. — Мы ее обманем.