Антон Емельянов - Даркнет. Игра реальности

– А что у него случилось? – участливо спросил я.

– Вы разве не слышали? – вот терпеть не могу, когда так отвечают. – Из-за того, что в последнее время много липовых инвалидов развелось, всех, кто на группе, начали заново проверять, а у Степаныча, как назло, нужной справки не оказалось. В итоге ему повышенную пенсию урезали, остался без надбавки, вот теперь на жизнь и не хватает.

– Так он из-за этого голодовку объявил? – искренне удивился я, почуяв неладное. Это до кого же мне надо добраться, чтобы решить вопрос с пенсионной бюрократией? Президентом стать и наконец-то ввести массовые казни?

– Понимаете, он собачник, – продолжала тем временем старушка, теребя в руках сумку. – Живет он один… я и сама-то одна живу, но у меня кошечки. Так вот, Василий Степанович держит двух песиков – Мухтара и Анзора. А еще дворняжек подкармливает, они его все за своего считают – то косточек вынесет, то обрезков колбасных.

Кажется, я начал примерно понимать масштаб ситуации, который оказался, к моей радости, гораздо меньше, чем я предполагал. Не нужно вновь строить социализм в одной отдельно взятой стране, достаточно решить вопрос с собачьим пропитанием, и, думаю, этого хватит.

– Чего вы к нему прицепились? – возмущенно заорал кто-то, прервав мои размышления и сбивчивый рассказ Клары Брикман.

Я бросил взгляд в сторону по-прежнему сидящего на брусчатке деда и увидел, что его держит за плечо рослый молодой полицейский. Правда, что-то явно шло не так: страж порядка смотрел на все более возмущенно гудящую толпу чуть ли не затравленно.

– Бессовестные, лучше вон бандитов бы ловили! Нет, к старику пристали!

– Господа полицейские, господа полицейские! – на передний план выскочил полноватый мужчина в костюме с галстуком и принялся размахивать руками, словно отпугивая человека в погонах. Тот даже действительно отшатнулся, а его коллега, стоявший поодаль, подался было вперед, но вновь замер. – Я адвокат! Этот пожилой сударь имеет полное право сидеть здесь! Одиночный пикет, господа! Одиночный пикет! Не имеете права!

Кто-то в толпе обидно рассмеялся, а полицейский, красный как рак, отпустил даже не шелохнувшегося деда и отошел, демонстративно не глядя на толпу. Его напарник потоптался немного на месте для виду, и оба они сместились на пару десятков шагов, наблюдая теперь за всем со стороны.

– Так вот, – продолжила старушка-кошатница. – Пенсия уменьшилась, и ему теперь надо выбрать – собак кормить или себя.

– Себя, конечно же, – не удержался я.

Клара Брикман пожевала губами и посмотрела на меня с обидой и одновременно с жалостью.

– Вы еще очень молоды, – наконец выдавила она. – Как можно обречь животное на голодную смерть, если однажды его приручил?

Для меня я сам всегда был превыше любого, даже самого милого, животного. Поэтому что деда, что эту бабку-кошатницу я совершенно не понимал. С другой стороны, готовность идти до конца ради своих принципов – это вызывает уважение. И в любом случае, хочешь не хочешь, но мне нужно ему помочь. Ведь за это я смогу избежать боли и получу драгоценный опыт, ну и не менее драгоценные кванты. Кстати, пять крипто-монет – это двадцать пять тысяч рублей. Интересно, если бы нашим правозащитникам за простое дело вроде случая с этим стариком пообещали такую сумму здесь и сейчас, причем без всяких налогов, они смогли бы решить этот вопрос?

– Я вас понял, – вежливо кивнул я кошатнице и решил пообщаться с самим «бунтовщиком».

Полицейские потеряли к нему интерес (не пьяный, не бузит), врачи «скорой», по всей видимости, тоже приняли решение и торопливо грузились в фургон. Да и толпа зевак постепенно начала рассасываться, не дождавшись интересного развития событий. Ведь правда – драки с участием полиции нет, скандала тоже. Все тихо-мирно – тоска! А мне лишь на руку.

– Вас ведь Василий Степанович зовут? – с ходу вступил я в диалог с дедом. – А я Кир, Кирилл, то есть. У меня тоже собака раньше была, вот я и решил вас поддержать.

Насчет этого я, кстати, не врал. Когда-то я действительно был обладателем породистой псины, которую подарил мне отец на десятилетие. Но потом оказалось, что у меня на собак страшная аллергия, и от толстого радостного щенка пришлось избавиться. Я, конечно, помнится, плакал, однако отец объяснил мне – мол, лучше он, чем я. Не сразу, но я это понял, и с тех пор не завожу домашнюю живность по одной простой причине: дороже всех и всего для меня – я сам, и щенки, котята, рыбки и прочие не должны от этого страдать. Здесь я считаю себя гораздо честнее всех тех лицемеров, которые кричат о любви к животным, а сами чуть что готовы их усыпить или просто выбросить. А я саму возможность эту исключаю по умолчанию. Впрочем, деду этого знать не обязательно.

К моему удивлению, разговорить кажущегося молчаливым собачника оказалось не так уж и трудно – нужна была лишь интересная ему тема. И мой щенок из далекого детства прекрасно для этого подошел.

– Отрадно, молодой человек, что вам не чужда забота о братьях наших меньших, – старик заговорил тихо и слегка вычурно, я бы даже сказал – старомодно, но от этого еще более проникновенно. – Мы ведь часто несправедливы к ним… А они не виноваты, что кто-то воспринимает их как игрушку и чуть что не так, выбрасывает, будто поношенные ботинки или надоевшую безделушку, – он грустно, но без всякой патетики покачал головой. Вообще-то мне было немножко наплевать на «братьев наших меньших», но дед мне даже как-то начинал нравиться, невзирая на весь мой тщательно взлелеянный цинизм, было в нем что-то искреннее и самоотверженное. Одинокий борец за справедливость тем временем продолжал: – А ведь когда-то мы сами приручили их, сделали своими друзьями. Они приняли это, а что получают взамен? Смерть под колесами автомобилей, от рук живодеров или просто от голода. Вы согласны?

Я кивнул, и дед немного оживился. По-прежнему сидя на асфальте, он заглядывал мне в глаза, расстроенно всплескивал маленькими сухими ручками и продолжал вещать. Слушая рассказ тихого бунтовщика и глядя, как на основании этой информации дополняется статус собачника, я прикидывал, поможет ли мне эта информация. Например, как это ни странно, феодом (вернее, сюзереном, если правильно использовать термины) этого Василия Степановича оказался Виктор Селезнёв, он же Дальний! Тот самый криминальный босс, который держал в подчинении моих арендодателей. Интересно, очень интересно. Но в то же самое время я ничего с этой информацией не могу поделать. Нужно копать дальше, а это пока просто отметить на будущее.

«…если бы не… какой-то проходимец. Обещал!».

Ну вот, случилось кое-что, чего я ждал все это время – пошли обрывки мыслей. Только кого имел в виду старик и что тот обещал, я не знаю, как не знаю и то, как мне это можно использовать. Значит, общаемся дальше и ждем новых зацепок. И вскоре они действительно появились – правда, не в виде прочитанных мыслей. Мой собеседник наконец-то дошел до самого главного в своем рассказе: оказывается, какой-то местный чиновник или депутат, я так и не понял, обещал старику решить вопрос с той самой справкой, из-за отсутствия которой тот в итоге и лишился своей надбавки. Старик, наивный, и уши развесил, все ждал – сначала бумажку, потом, когда «увы, не получилось», помощи с устройством собак в приют. Но время шло, политик ничего не делал, а от старика и вовсе начал бегать.