Анджей Савицкий - Драконовы кончары (Smocze koncerze)

- Что ты делаешь?! – взвизгнул он, пытаясь уцепиться за одежду невольницы.

- Помогаю тебе развернуть крылья, - прошипела та.

И оба полетели в бездну. Йитка не выдержала, разоралась во все горло. Ветер свистел у нее в ушах, какое-то мгновение девушка падала по инерции, чтобы внезапно почувствовать рывок и ужасную боль в щиколотке. Это золотая цепь остановила падение, правда, кольцо на ноге рассекло кожу. Ясмина-Мустафа размахивал руками, пытаясь удержаться на девушке, но прозрачная и тонкая ткань сразу же порвалась. Демиург и несостоявшийся повелитель мира полетел в зияющую пустоту, визжа и дергаясь в напрасной борьбе с предназначением.

Йитка глядела, как он быстро уменьшался, мчась вдоль ствола черного дерева, чтобы, в конце концов, грохнуться в крышу святилища из белого мрамора, в котором он установил интерфейс. Тело ударилось, забрызгивая крышу огромным багровым пятном. Крик замолк только лишь после этого.

Девушка осталась одна. Она качалась на цепи, вися головой вниз, метрах в двухстах над землей, к тому же голая и обессиленная. Тем не менее, она была довольна собой. Она победила и уничтожила чудовище. Даже если теперь она тоже упадет, то с осознанием того, что ее жертва не оказалась напрасной.

ª ª ª

Тадеуш все время находился за спиной пана Михала. Он старался не только удержаться в седле, что, в конце концов, у него начало получаться, но и надлежащим образом выполнять обязанности сопровождающего, следить за своим рыцарем, чтобы прикрывать ему спину и, в случае необходимости, обеспечить поддержку. Ротмистр ехал во главе хоругви, задавая быстрый темп. Скачка галопом по пыльным дорогам довольно скоро дала о себе знать парню. Панцирные вздымали облака пыли, которые, если учесть жару, затрудняли дыхание, лезли в нос и раздражая горло. Каштелянич откашлялся и подъехал к пану Михалу еще ближе. Хоругвь приближалась к безымянной деревушке, в которой стояли литовские войска, ожидая непонятно чего. Тадеуш не имел понятия, что планирует ротмистр. Он никак не мог заставить подчиниться гетмана Паца силой, ведь он был всего лишь командиром отряда из ста двадцати панцирных, а в селении собралось тысяч десять оружных под знаменами с Погонью.

- Осторожно, вон там! – парень указал на нескольких всадников, неожиданно выехавших из оливковых рощ, тянувшихся вдоль дороги.

- Спокойно, - бросил Пиотровский через плечо. – Это свои, мы должны были здесь встретиться.

Прибывшие быстро присоединились к хоругви, только ехавший впереди поднял руку, приветствуя ротмистра. То был дядька импозантных размеров, одетый в бурую рясу францисканца, с капюшоном, заслоняющим лицо. Его сопровождали несколько шляхтичей из ополчения, усатых верзил с покрытыми шрамами грозными рожами. Было видно, все они, что называется, скандалисты и смутьяны. Тадеуш чрезмерно удивился такой компании, но любопытство пришлось укротить. Времени на то, чтобы задавать вопросы, не было.

Не было у парня времени и на то, чтобы приглядываться к чужакам, потому что уже через минуту навстречу им выехал разведывательный отряд литовской кавалерии. Пан Михал коротко представился и грозным голосом потребовал незамедлительно видеться с великим гетманом. Кавалеристы поели его через недавний лагерь. Везде стояли военные, разделенные на отряды и готовые, но не к бою, а к отъезду. Об этом свидетельствовало направление, в котором были повернуты знамена и обозные повозки. Все это еще сильнее рассердило ротмистра, и он подогнал коня.

Великого литовского гетмана они застали уже сидящим в карете в сопровождении доверенного исповедника и двух советников в золоченых жупанах. Все четверо поглядели на приближающегося королевского посланника с явной неприязнью, а Пац нетерпеливым тоном даже отдал приказ не допускать панцирных к нему. Тут же несколько литвинов попыталось забаррикадировать дорогу приближающейся хоругви. Первый, который поднял руку, приказывая пану Михалу остановиться, получил от ротмистра в зубы так, что даже свалился с коня. Остальных панцирные заставили съехать с их дороги.

- И что это должно означать, ротмистр?! – рявкнул гетман. – Да еще и подняли руку на моего оруженосца, молодого Замойского. Что это вы себе воображаете?

- А то, что мы являемся посланниками короля, который желает знать, почему это вы, мил'с'дарь Пац, не выполняете его приказы! – загрохотал пан Михал, забывая про все вежливые приветствия.

- Королю все еще кажется, будто бы он обладает абсолютной властью, - фыркнул один из сидящих в карете вельмож. – А нечего ему нападать на свободную шляхту и заставлять всякие безумия исполнять.

- Согласен, - вмешался и исповедник. – Перемирие с язычниками – это же оскорбление Бога и Церкви святой. Король Ян с ума сошел, приказывая нам атаковать чужих плечом к плечу с басурманами. И за это будет он подвергнут экскоммуникации, об этом уж я постараюсь…

Пиотровский подъехал к карете, приказывая свои подчиненным остановить лошадей. Его сопровождал лишь огромный монах в капюшоне и ежущий в нескольких шагах позади каштеляниц Тадеуш. Гетман пошевелился в своей карете и вытащил из-за пояса богато украшенную булаву – символ его должности, которая могла послужить и оружием.

- Передай, сударь, королю, что Литва не собирается позволить себя убить ради его капризов и ради обороны языческой столицы. Пришла зима, и нам пора вернуться домой. А с чужими будем сражаться, когда сойдут снега, - акцентируя слова прибавил он. А теперь иди уже и не порть своим видом удовольствие от столь хорошо начатого дня.

Не успел пан Михал что-либо ответить, монах сбросил капюшон. Открылось усатое лицо короля Яна III Собеского, весьма недовольного и разгневанного. Король сморщил лоб, глядя на изумленных пассажиров кареты.

- Уже несколько лет ты, Михал Пац, копаешь подо мной ямы, - процедил Собеский. – Это уже не первый раз, когда ты не подчиняешься приказу и оставляешь королевское войско в опасности. Тебе кажется, что сюда мы прибыли только присмотреться к уничтожению османов, и что по дороге в Речь Посполитую ты сможешь сколько тебе влезет грабить и обижать народ? Или ты считаешь, что тебе удастся вонзить мне нож в спину и захватить корону, а? Что же, подойди и сам сними ее у меня с головы!

Гетман прищурил глаза, злобно дергая ус, а в другой руке сжимая булаву. Тадеуш был уверен, что Пац раздумывает над тем, а не схватиться ли сейчас и не стукнуть ли ею короля по голове. Ему захотелось подъехать поближе, чтобы, в случае чего, заслонить монарха собственным телом.

- Не годишься ты командовать литовским войском, - сказал Собеский. – Я отбираю у тебя гетманскую власть. Мне твои армии нужны, и я не допущу, чтобы ты с ними отбыл. Немедленно верни булаву.