Андрей Вичурин - Байт I. Ловушка для творца

- Не обращай внимания! - Дима остановил машину и достал бумажную карту. - Это не то Лешозеро, их тут несколько. Видимо, леших в округе не меряно. Нам по правому берегу Водлозера надо ехать, еще километров двести тридцать. Те озера ближе к левому берегу реки Илексы, которая на севере в него впадает. Вряд ли мы сегодня туда не доберемся. Крюк придется дать, иначе не проедем, другой дороги нет.

Дальше переедем еще раз Водлу, - он пальцем обозначил прокладываемый маршрут, пока не упер его в начало леса за рекой, - километрах в семидесяти отсюда, там и заночуем. Сейчас, только новую метку в навигаторе поставлю, чтобы не паниковал. А насчет разделения, думаю - придет время, прояснится. Это, скорее всего, иносказание такое.

Бесполезно ломать голову, не имея достаточно данных для анализа. А-а, пофиг, чему быть, тому не миновать. Как там, в анекдоте? Во, расслаблюсь, и буду получать удовольствие. К примеру, для начала, Димона подколоть, что ли?

- Иносказание, а также инобормотание и иномычание будет у тебя, когда у тебя я в глазах раздвоюсь. Или расчетверюсь, все зависит от количества принятого на грудь. После нахождения «Золотой чаши». А?

- Будет, - покладисто согласился Дима. - Все будет. И бормотание, и раздвоение и разделение. Главное, чтобы не почкованием. Не люблю, знаете ли! Ха!

До темна, проехали не семьдесят, а целых сто пятьдесят километров. Остановились у истока Чиргамы, берущей начало из множества бьющих прямо из нагромождений камней ключей. До конечной точки оставалось недалеко, но ехать никто и не подумал - в этих краях и днем черт ногу сломит, ну а ночью, тем более. Асфальт давно кончился, еще за последним мостом. Неплохая грунтовая дорога тоже, - последние двадцать километров практически ползли по просеке, проложенной для лесовозов. В надвинувшейся внезапно темноте поужинали и, напившись холодной, до ломоты в зубах, кристально чистой воды из ближайшего ключа, заночевали в машине, оставив окна слегка открытыми - сентябрь перешагнул за половину и комары давно уже пропали, зато воздух свежим будет, и окна не запотеют.

Этой ночью сны меня не посещали. Пока завтракали и умывались, поднимавшееся за лесом солнце, разгоняло липкие клочки тяжелого тумана, собравшегося под утро. День обещал быть теплым. Не мешкая, набрали свежей воды во фляги, и двинулись дальше.

Полноприводная «Нива - Арктика» медленно, но бодро отсчитывала километры по каменистому проселку, явно предназначенному для более проходимого транспорта. Вековой смешанный лес - ель, сосна и береза, обступал его с обеих сторон, обжимая молодняком колею так, что тоненькие деревца сливались в сплошную стену уже сантиметрах в сорока от боковых зеркал. Дима вел машину уверенно, временами притормаживая, чтобы взять вброд очередной, пересекающий дорогу ручей или перевалить через торчащий валун, временами разгоняясь на сравнительно ровных участках. Несколько раз проезжали мимо больших лишаев вырубок, топорщившихся низенькими полусгнившими пнями посреди черных разливов болот, интуитивно выбирая правильный путь на внезапно появлявшихся развилках и неожиданных перекрестках, самых причудливых сочетаний, - шести, семи, восьми дорог.

Остававшиеся пятьдесят километров ехали почти три часа. Пришлось поменять колесо, прорезанное сбоку неудачно подвернувшимся острым, достойным стать наконечником титанического копья, обломком камня. Ничего страшного - в экспедиции, наученный горьким опытом Дима, всегда брал два запасных колеса и латки с клеем. Сказал, что при горе и на соплях, хоть как-то, а доковылять до цивилизации можно.

На юго-восточный берег Лешозера, покрытый крупным кварцевым песком и отдельными разноцветными валунами, выехали в полдень. Погода радовала солнцем, теплом и отсутствием ветра. Черная вода поблескивала зеркалом полного штиля, и противоположный берег озера просматривался отчетливо, не смотря на то, что мы находились в самой широкой его части. Меня всегда поражала особенность северного воздуха, делать предметы четче и резче, а цвета насыщеннее и ярче, чем в средней полосе, а тем более на юге, с его постоянной дымкой и пылью. Небо, наверное, завораживало бы своей неестественной синевой, резко контрастируя с коричневатой чернотой воды и золотом берез, на фоне строгих парадных мундиров елей, стоящих плотным строем на том берегу. Если бы не вечная сепия. Судя по старым фотографиям и фильмам, - северный лес, со своей строгой и угрюмой красотой, вполне мог составить конкуренцию, в плане благоприятного восприятия цветовой гаммы, легкомысленным и беззаботным тропическим пейзажам.

Скала на доступном берегу отсутствовала.

Я, честно сказать, не очень верил своему сну. Подсознание любит всякие символы, и нельзя все воспринимать буквально, особенно памятуя Фрейда, - он бы точно увязал фаллизм скалы с моей нереализованной сексуальностью, а утопленное золото, с утраченными сокровищами матримониальных отношений. Мои увлечения, назвал бы трансформацией либидозной энергии, в энергию поиска, а занятия экстремальными видами спорта, обозвал бы сублимацией, что есть то же самое, только в профиль. Но надежда на правдивость сна, особенно подогреваемая последними событиями, подсказывала - не прав ты, дедушка, не прав!

На этой оптимистичной ноте, я достал из багажника надувную лодку с компрессором, и принялся наполнять ее воздухом. Выносливый и неприхотливый «Вихрь-5Д», на пять дизельных лошадок, тихонько тарахтел на транце кормы, мы же с Димой, лениво переговариваясь, всматривались в проплывающий мимо берег. Решительно ничего, напоминающего виденного во сне, мне не встретилось и мы, пройдя мимо устья, впадавшей на юго-западе Тонды, решили, пока есть время, перебраться на соседнее озеро, в четырех километрах севернее. По-моему, оно называлось Малое Лешозеро.

Снова тихонько тарахтит мотор, мы вглядываемся в берега и жуем бутерброды. Озеро поменьше, с вытекающей на юге речушкой, в общем, тоже облом. Высадились на берег. Дима остался собирать дрова и разжигать костер, а я взял две удочки и пластиковую коробочку, купленных еще дома, уже вялых червяков. Решил посвятить оставшийся час-полтора до темноты, рыбалке.

Окунь клевал хорошо и бойко. Попались пяток плотвичек. Все - мелочь. Я вспомнил, как отец ловил большого окуня на живца и, размотав вторую удочку, до которой пока не доходили руки, настроил ее и забросил крючок с плотвичкой в воду за другой борт.

Занятый вытаскиванием мелочевки, я не сразу заметил, отсутствие поплавка на второй удочке и спохватился только тогда, когда она уже согнулась практически в бублик и начала страдальчески потрескивать. Удочка - это не спиннинг, и дергание, воспринимаемое на нем, как трепыхание, на удочке кажется борьбой, по меньшей мере, с акулой. Дрожащими руками я боролся с чем-то на той стороне лески, боясь сделать резкое движение, позволить выскочить ему в свечке из воды, и не дай бог из-за этого упустить добычу. Минут через двадцать, с той стороны устали бороться, и я начал осторожно вываживать добычу. Подсаки с собой не взял, совершенно не рассчитывал на крупняк. Единственной доступной снастью оказалось пластмассовое ведро, наполовину наполненное мелочью и водой. Пришлось всю ее выплеснуть за борт. Опустив ведро в воду, я медленно подводил рыбину к нему, аккуратно отводя удочку назад до тех пор, пока не смог подсунуть его под рыбу и быстро - плавно вытащить в лодку. На том конце лески оказался огромный по моим понятиям окунь: почти круглый, горбатый и пузатый, сантиметров сорок пять в длину и весом под три килограмма. Такого гиганта я не видел никогда, и факт поимки его на простую удочку, можно было считать необыкновенным чудом!